Большинство современных стран сегодня живут при капитализме, в рамках капиталистической парадигмы, которая заключается в том, что капитал должен расти, цель бизнеса - получение прибыли, частная собственность - основа экономики и так далее.

Но капитализм не во всех странах одинаков.

Дело в том, что в разных странах различается основной источник капитала и порой различается очень существенно. А если различается источник капитала, то различается и то, что получается в конечном итоге.

Различается степень бесчеловечности капитализма, если можно так выразиться.

Но в чем же различия?

Давайте посмотрим на то, из чего формируется капитал в разных странах.

В США капитал имеет в основном финансовую основу и формируется за счет того, что ФРС дает всем доллары под процент. Причем не только американцам, но и всему миру. Доллар стал мировой валютой и за счет этого США прекрасно живут последние 70 лет. Время от времени ФРС выпускает новые доллары, немного обесценивая всю выпущенную ранее массу, в том числе находящуюся за рубежом. Тем самым вынимает часть денег из карманов всех зарубежных держателей долларов. Как бы собирает налог на пользование своей валютой. Это называется экспорт инфляции. Грубо говоря, США сами себе печатают доллары, чтобы покупать на них за рубежом все, что угодно. И еще часть долларов возвращают себе, продавая гособлигации, которые никогда не будут погашены полностью.

Именно поэтому по всему миру расположены американские военные базы и большая часть американских военных служит за пределами США. К этому добавляется технология неоколониализма, которая вообще не требует оккупации в классическом понимании и базируется на колониальной администрации, набранной из местных «жрецов демократии», которые получают от США и ЕС признание (ярлык на демократию) и пользуются им чтобы находиться у власти, пилить бюджет, выводить капитал за рубеж и при этом считаться внутри страны хорошими прогрессивными управленцами, эффективными менеджерами.

Но с США все более-менее понятно, а на чем держится капитализм в Европе?

Капитализм в Европе базируется на обширном внутреннем рынке, который является прекрасной базой для развития самых разных производств и технологий, которые, получив прекрасные начальные условия, далее распространяются по всему миру и приносят Европе вполне ощутимый доход.

Но главное в другом - первичной основой европейского капитализма является большой компактно расположенный внутренний рынок и развитое собственное производство, технологическая база и сфера услуг. А на чем держится производство, технологическая база и сфера услуг? На самих европейцах, которые все это производят, изобретают и обслуживают. То есть на людях. И даже автоматика, которая сегодня является основной большинства производств, в Европе своя, разработана и создана самими европейцами - немцами, англичанами, итальянцами.

Таким образом, в основе европейского капитализма лежит человеческий капитал - труд и способности самих европейцев. А потом уже к этому добавляются премии, которые покупатели европейской продукции вынуждены платить, потому что европейские производители быстрее других налаживают выпуск новых товаров и захватывают внешние рынки.

Конечно, не будем забывать о том, что Евросоюз длительное время был противовесом соцлагерю и развивался при активной поддержке США - военной, политической и экономической. А после ликвидации СССР европейские производители быстро захватили рынки Восточной Европы, России и Средней Азии. Но это не отменяет сказанного выше о том, что в основе европейского капитализма лежит собственный человеческий ресурс.

Примерно так же устроен японский и южнокорейский капитализм. Он тоже развивался при поддержке США, но в основе его функционирования - трудолюбивые и дисциплинированные японцы и корейцы, хорошо организованные и занимающиеся не только сборкой готовой продукции, но и разработкой технологий и оборудования (то есть средств производства). Таким образом, в основе японского и южнокорейского капитализма - опять же человеческий ресурс.

И в основе китайского «соцкапитализма», если можно так его назвать - тоже человеческий ресурс, только несколько своеобразный. Китайское «экономическое чудо» было основано на экстремально дешевой рабочей силе, очень большой, компактно расположенной и хорошо приспособленной к монотонному кропотливому труду. К тому же китайцы хорошо научились оптимизировать европейские и американские разработки, упрощая их, удаляя лишнее и выпуская как свои, еще дешевле. И не выплачивая лицензионных отчислений.

А теперь давайте посмотрим на капитализм в России.

Основой российского капитализма является сырье, топливно-энергетический комплекс и в качестве дополнения производство оружия. И даже те немногие производства, которые продолжают работать - это в основном остатки советской промышленности. Вертолетостроение осталось от СССР. Атомная энергетика осталась от СССР. И производство оружия осталось от СССР. Даже самые современные калибры и арматы - это доводки советских разработок.

И российскому капитализму не нужен 150-миллионный народ, потому что он для него не является основой. Основой российского капитализма является сырье и кое-что из советского наследства, а народ - просто балласт, иждивенцы.

Российскому капитализму не нужен высокий уровень жизни в России, потому что внутренний рынок не является основой развития производства, как в Европе. Не нужна система образования, потому что технологии тоже не являются основой формирования капитала, а персонал для буровых можно подготовить в нескольких профильных ВУЗах или вообще нанять за рубежом. 150-миллионный народ не нужен как таковой. Даже армию при желании можно набрать из легионеров. Кстати, закон уже сегодня позволяет принимать иностранцев на службу по контракту.

Отток капитала из России за последние 16 лет составляет около триллиона долларов (данные ЦБ РФ), эта сумма сопоставима с полученным доходом от продажи нефти и газа. Таким образом, все заработанное на продаже нефти и газа Россия так или иначе отдает обратно. Получается, что нефть и газ Россия экспортирует почти бесплатно, на уровне себестоимости добычи.

Вот такой в нашей стране получился капитализм.

Капитализм - вообще ублюдочная система, даже в Европе.

Но российский капитализм - самый ублюдочный из всех, самый бесчеловечный.

В конце 15 – начале 16 веков жизнь Западной Европы была отмечена столь ощутимыми переменами – ростом производства, торговли, расцветом культуры и познания окружающего человека мира, что некоторые историки того времени стали говорить о начале Новой эпохи всемирной истории.

Осмысливая новизну жизни и исследуя причины этого явления, они вскоре начали делить на древнюю, среднюю и новую. Эта периодизация лежит в основе всемирной истории.

Давайте посмотрим на начало развития капитализма и его особенности.

Век капитализма

Новая история – это история зарождения, развития и успехов нового типа производства и общественных отношений – капитализма (лат. capitalis — главный), пришедшего на смену феодализму с его насилием и принуждением.

В 16-18 веках происходил быстрый рост новых форм производства и торговли. Все указывало на то, что внутри феодализма быстро развиваются элементы капиталистических отношений, а сам феодализм все больше становится помехой экономическому и социальному развитию общества.

От феодализма к капитализму

Переход от феодализма к капитализму растянулся на многие десятилетия, но начало кризиса феодализма явственно проявилось именно в начале 16 века. Феодально-монархический строй с его сословными привилегиями, полным пренебрежением к человеческой личности препятствовал развитию общества.

Капитализм – это прогресс по сравнению с феодализмом. Капитализм – строй, основанный на частной (личной) собственности и использовании наемного труда.

Главными фигурами общества все явственнее становились капиталист (буржуа-предприниматель) и наемный рабочий (свободный человек, продающий свою силу).

Они своим трудом обеспечили экономический подъем и в промышленном, и в сельскохозяйственном производстве. Они не позволили обществу оказаться в тупике застоя, куда его вел феодализм.

Подобный процесс одновременно происходил и в аграрном (сельскохозяйственном) производстве. Буржуазным становился тот слой дворянства, который начал ориентировать свои хозяйства на рынок.

Буржуазными становились и зажиточные крестьяне-фермеры, превращавшиеся в товаропроизводителей (сельхозпродукты для продажи на рынке).

Начался процесс формирования буржуазной интеллигенции (лат. iritelligens – понимающий, разумный). Ученые, юристы, мастера нового искусства, литераторы, учителя, врачи и др. были особенно опасны для феодализма.

От них начали распространяться идеи гуманизма. Они все громче в своей деятельности начали говорить о праве человека жить и трудиться в достойных его условиях.

Что такое буржуазия

Термин «буржуазия» французского происхождения: так в средние века назывались жители города (бурга). С течением времени словом «буржуазия» стали обозначать не просто жителей городов (бюргеров), а тех людей, которые, накопив деньги и наняв рабочих, стали организовывать производство каких-либо товаров (вещи для продажи).

Поэтому в истории развития капитализма его ранняя стадия названа периодом «первоначального накопления», а созданное на его основе производство стало называться «товарным», работающим на рынок (рыночная экономика).

Капитализм по сравнению с феодализмом – это, прежде всего, гораздо более высокий уровень производства. Это было достигнуто на основе новой организации процесса изготовления товаров.

Накопив деньги и использовав их для получения прибыли, буржуа-предприниматель становился капиталистом. Деньги становятся «капиталом» только тогда, когда они приносят доход; деньги, спрятанные «под матрац», – это не капитал.

Новая форма организации производства нашла свое выражение в мануфактуре. Вещь (товар) здесь создается пока еще ручным трудом рабочих. Но процесс производства уже разделен на отдельные операции (разделение труда).

Один рабочий выполняет какую-то одну работу (режет на куски определенного размера листы железа). Другой рабочий в это же время придает им определенную форму, третий одновременно делает заготовки из дерева, а четвертый их обрабатывает. Все это поступает к пятому рабочему, который прикрепляет железную деталь к деревянной, и получается, например, лопата.

Каждый рабочий выполнял только одну операцию, а в целом это позволило резко повысить производительность труда (количество продукции, созданной в единицу времени, например, за 1 час). На рынок стало поступать гораздо больше товаров, и начал действовать закон конкуренции.

Условия развития капитализма

Для того чтобы иметь успех в борьбе со своими конкурентами, капиталист-мануфактурист жизненно заинтересован в снижении стоимости (необходимое для производства товара рабочее время, выраженное в деньгах) выпускаемой продукции и повышении ее качества.

Это дает ему увеличение прибыли. Поэтому владелец производства стремится повысить технический уровень оборудования, его экономичность, применить новейшие машины.

Те предприятия, на которых все это успешно осуществлялось, процветали, а прибыли их владельцев росли. Хозяева же малоэффективных предприятий разорялись. Происходил «естественный отбор» среди предпринимателей-капиталистов.

Индустриальная цивилизация

Развитие капитализма содействовало техническому прогрессу, росту , что влекло за собой резкое ускорение развития индустрии.

Это было главным признаком первых шагов новой цивилизации, которую впоследствии историки назвали «индустриальной» – индустриальная цивилизация. Она шла на смену аграрно-ремесленной цивилизации средневековья.

Начавшийся процесс развала феодализма сопровождался разорением массы мелких производителей – крестьян и ремесленников. Из них и начала формироваться армия наемных рабочих.

Пройдя очень сложный и не менее трудный путь, этот новый социальный слой постепенно влился в капиталистически организованные отрасли промышленности и сельского хозяйства.

А в начале нового времени многие разорявшиеся мелкие собственники становились рабочими рассеянной (раздача работы по домам) или централизованной (работа под одной крышей) мануфактур.

В 16-18 вв. произошли важные изменения в торговле и в сфере финансового дела. В наиболее развитых странах Европы (Англия, и др.) торговля содействовала разложению феодальных отношений.

Она становилась источником «первоначального накопления», то есть источником обогащения нового слоя общества – буржуазии. Купец (торговец) нередко превращался в капиталиста-предпринимателя, основывающего мануфактуру.

Карикатура «Капитализм»

Главным явлением внутриевропейской торговли было начало формирования и развития единых национальных рынков, прежде всего в Англии и . Этому способствовала политика меркантилизма (итал. mercante — торговать) – создания государством благоприятных условий для своей торговли.

В результате Великих географических открытий появились новые направления внешней торговли: в Америку, Азию.

В Европу хлынул поток дешевых товаров: золото и серебро, и чай, рис, хлопок, табак и пр. Торговля стала приобретать мировые масштабы. Крупными торговыми центрами стали Лиссабон (Португалия), Севилья (Испания), Антверпен (Нидерланды), (Англия).

Все вместе это дало мощный толчок для развития капитализма во всем мире и, прежде всего, в Европе.

Возникновение бирж

Появились новые формы организации торговли. Возникли биржи (лат. bursa — кошелек). На фондовой бирже совершались сделки по купле-продаже ценных бумаг. На товарной бирже торговые сделки заключались по образцам товаров.

Появлялось все большее число купеческих организаций – торговых компаний для торговли с различными районами мира.

Начало нового времени и развития капитализма было отмечено появлением первых банков. Это были специальные финансовые организации, осуществлявшие посредничество в платежах и кредите. Первые банки появились в 15 веке сначала в Италии, а затем в Германии.

Развитие капитализма – это неизбежная фаза развития современной цивилизации. Однако плоды капитализма не всегда так хороши, как это звучит в теории.

Понравился пост? Нажми любую кнопку.

ГРЕГ ЭЛБО, АЛАН ЗЮЙГ
Йоркский университет (Торонто, Канада)

Новый импульс экономической интеграции в регионе нельзя рассматривать в отрыве от тупика европейского капитализма
и процесса глобализации
Создание ЕС явилось результатом внутренних трансформаций
в европейских государствах в ответ на противоречия интернационализации и концентрации капиталистического производства
ЕС представляет собой симбиоз центробежных
и центростремительных сил

К началу 80-х годов “золотой век” западноевропейского экономического роста завершился. “Европессимизм”, “евросклероз”, “евростагнация” – таковы лишь некоторые из эпитафий, написанных для Европы конца XX в. С целью оживления предпринимались неолиберальные проекты, опирающиеся на рыночную гибкость, ограничение государственного вмешательства, твердую валюту в Великобритании и Германии. Также имели место попытки осуществления различных социал-демократических проектов роста занятости с помощью рефляции, расширения государственного сектора и активной политики приспособления к новым экономическим условиям (особенно в Швеции при Пальме и во Франции при Миттеране). Ни одно из этих усилий не увенчалось успехом.

В 90-х годах растущая интернационализация экономических отношений дала толчок другому курсу: глобализация в сфере торговли, инвестиций и особенно финансовых потоков еще прочнее связала Европу с мировой экономикой. Но здесь глобализация приняла региональную форму. Сегодня подобные региональные экономические блоки являются составным элементом мирового капитализма. Но в Европе этот блок состоит из более формализованных наднациональных институтов.

На протяжении последних 40 лет ЕС добивался формирования в регионе единой экономики. В результате в его рамках к январю 1993 г. создан единый рынок, а к январю 1999 г. введена единая валюта. 15 членов ЕС теперь образуют крупнейшую (по совокупному ВВП) зону капиталистического производства, превосходя США и Японию. По темпам роста ВВП на душу населения его члены превосходят большинство стран мира, хотя в отличие от послевоенного периода они теперь отстают от США – единственного государства, не пострадавшего от финансовых бурь 90-х годов.

Однако, какую бы важную роль не играло усиление взаимозависимости и интеграции в рамках ЕС, оно не должно маскировать неравномерности в развитии входящих в него стран и регионов. За образом единого европейского рынка скрываются существенные различия экономического положения и классовых отношений среди таких регионов, как, например, Реджио-Калабрия и Баден-Вюртемберг. С этой точки зрения ЕС во многом представляет собой “воображаемое сообщество”.

“Европейская модель общества” явилась мифом. Она создавала образ капитализма, в большей мере основанного на принципах равенства и участия, по сравнению с поляризованным и ненадежным капитализмом Северной Америки. Эта концепция была взята на вооружение европейскими социал-демократическими партиями. Ее составная часть – идея “прогрессивной конкурентоспособности” Европы, которую можно определить как конкурентный корпоративизм, включает несколько элементов: “пакты производительности” между рабочими и работодателями на уровне фирмы, имеющие целью установление трудовых отношений на основе взаимного доверия и сотрудничества; формы “ассоциированной демократии”, такие как рабочие советы на отраслевом уровне для ведения социальных переговоров и стимулирования региональной конкурентоспособности; политика “социальной интеграции” на национальном и наднациональном уровнях.

Политическое проявление конкурентного корпоративизма (то, что Т. Блэр называет “третьим путем”, а Г. Шредер – “новым центром”) и континентальная архитектура ЕС выступают важнейшими факторами, определяющими перспективы европейского капитализма в конце тысячелетия. На горизонте возникает новая конфигурация. Но исторические препятствия, политические дилеммы и экономические неопределенности, с которыми связана реструктуризация европейского капитализма, более серьезны, чем это обычно признается.

Экономические препятствия: либерализация и единый рынок

Дискуссии по поводу европейского капитализма и экономической интеграции отличаются описательностью и недостаточно глубоким анализом. С точки зрения типичного функционального подхода распространение рыночных отношений, что является исторической неизбежностью, более или менее автоматически создает соответствующие политические функции, ведет от первоначального Общего рынка к сегодняшней единой валюте. Это версия, предпочитаемая Европейской комиссией и сторонниками рыночной либерализации.

Другие подходы содержат элемент реализма, подчеркивая роль, которую сыграла высокая дипломатия Ж. Монне и Ж. Делора в продвижении межправительственных институтов. Но этот элемент перечеркивается значительно большей дозой идеализма. ЕС в данной версии представляется как героическая реформа суверенитета в рамках зарождающегося федерализма “Соединенных Штатов Европы”, как увядание старых границ под прогрессивным воздействием глобализации.

Европейскую интеграцию, на наш взгляд, следует воспринимать в более широком историческом контексте. Конкурентные процессы ведут к географической экспансии накопления, что изменяет пространственную конфигурацию земного шара. И соперничество, и взаимозависимость являются неотъемлемыми и неослабевающими составляющими капитализма. Его экспансия всегда требовала кооперации между различными национальными компонентами, а последние никогда не прекращали борьбу за свои интересы. Центробежные и центростремительные силы постоянно сосуществовали в самом процессе капиталистического развития, доминируя в те или иные периоды.

ЕС, в котором сочетаются национальные субъекты и элементы интеграции, представляет собой симбиоз центробежных и центростремительных сил, взаимодействие между межнациональной кооперацией и национальным обособлением.

Если рассматривать европейское объединение с этой точки зрения, проблема интернационализации высвечивается как достаточно спорная. Межгосударственные договоры, приведшие к созданию институтов ЕС, возникли не вне или независимо от национальных европейских государств и национальных буржуазий. Напротив, они явились результатом внутренних трансформаций в самих этих государствах в ответ на противоречия интернационализации и концентрации капиталистического производства.

Послевоенный капитализм
и Европейское Сообщество

Задача послевоенной реконструкции была чрезвычайно трудной. В каждой стране имелись собственные сложности, связанные с восстановлением предприятий, сдерживанием воинственных рабочих движений, стабилизацией валютного рынка для инвестиций и потребления, налаживанием международных торговых связей. Первые послевоенные годы были весьма нестабильными. Побежденная Германия все еще находилась в хаосе, в Италии раскручивалась спираль инфляции, вызванная проблемами дефицита и ликвидности. Страны, подвергшиеся оккупации, и Великобритания также испытывали гигантское напряжение, решая задачу восстановления промышленного производства.

Одно из главных препятствий тогда заключалось в платежном балансе. При расширении объемов торговли в 1946-1947 гг. импорт вскоре истощил ограниченные валютные резервы стран, что грозило остановить только что начавшийся процесс восстановления. Кроме того, европейские предприниматели экспортировали значительные объемы капитала в США с целью избежать возможных последствий экономической и политической нестабильности в своих странах. Для решения этой проблемы в Европе были приняты шаги по контролю за движением капиталов, закрепленные в бреттон-вудских соглашениях. Но они оказались недостаточно эффективными, поскольку не были подкреплены параллельными мерами в США, а ведь послевоенная система опиралась на доллар как основную валюту.

Было ясно, что положение европейского класса капиталистов слишком ненадежно, чтобы пробивать независимый путь развития. Стабилизация европейских государств и установление нового международного экономического порядка должны были идти рука об руку. Для поддержки того и другого в 1947 г. предложен план Маршалла. В соответствии с ним экспорт капитала и помощь из США становились источником международных платежных средств для приобретения американского оборудования и промышленных товаров, предназначенных для восстановления Европы и обеспечения ликвидности, необходимой для реализации регулирующих мер согласно бреттон-вудской системе. Еще одной целью плана – и безусловно, результатом – являлось прочное включение европейского капитализма в орбиту гегемонии США.

Данные меры не привели к экономическому подъему, поскольку были явно недостаточны. Однако они сформировали решающий источник финансовых средств для облегчения европейского платежного кризиса и способствовали созданию Европейского платежного союза (1950 г.) – первого общеевропейского института экономической координации. Во многих отношениях он развивался параллельно с либеральной ортодоксией, поддерживаемой Банком международных расчетов.

Объем международных платежных средств был ограничен, и это означало, что разделение труда, присущее европейскому капитализму, играло важную роль в обеспечении долгосрочного накопления. Упор был сделан на взаимодополняемость национальных хозяйств. Так, Германия поставляла в страны региона средства производства и в свою очередь закупала у них промышленные товары. Сложилась общая система европейского сельскохозяйственного производства и продовольственного обеспечения.

Важную роль играла способность Германии (в меньшей степени Франции и Италии) не только расширить внутренние рынки, но и за счет развития ориентированных на экспорт производств претендовать на увеличение доли в мировом экспорте. За 1950-1974 гг. доля экспорта германской промышленной продукции утроилась. Расширение германского экспорта подогревало спрос и подъем в рамках континента. В результате в Европе после 40-х годов экономический рост ускорился и к 60-м годам среднегодовые темпы превышали 5%.

Темп и характер накопления в ведущих странах Европы служили фактором усиления экономического сотрудничества. Так, Европейское объединение угля и стали, созданное в 1951 г., поддерживало рационализацию и координацию этих отраслей в Германии, Франции, Италии и странах Бенилюкса. В 1957 г. подписан Римский договор, положивший начало Европейскому экономическому сообществу (ЕЭС). В узком смысле Общий рынок означал лишь зону свободной торговли, единые внешний таможенный тариф и сельскохозяйственную политику. Соглашение о свободной торговле само по себе не нуждалось в наднациональной комиссии, суде и формальном парламенте, которые были частью договора. В этих институтах ЕЭС отразились многообразные геополитические задачи Франции, Германии и США, нашедших общую почву для создания стабильной капиталистической структуры, охватывающей Западную Европу.

Политические стратеги Европы того периода – Аденауэр, Хальштейн, Монне, Шуман, Спаак – полагали, что соглашения, решающие конкретные проблемы, распространятся и на другие сферы. Так, Монне надеялся, что интеграция может завершиться валютным союзом и политическим объединением, охватывающим большинство стран Европы.

Хотя ЕЭС регулировало внутренние и внешние торговые отношения европейского капитализма, его основной сферой оставались межгосударственные отношения, поскольку каждый член сохранял за собой право вето по важным вопросам. Трудовые соглашения, социальная политика и даже проблемы макроэкономической координации определялись национальными правительствами. Французский этатизм (экономика, контролируемая государством), голландская система согласия, германский кодетерминизм (система рабочего участия в управлении производством) и другие формы послевоенной экономической координации опирались на институциональные возможности отдельных стран и переговоры внутри них между “социальными партнерами” относительно политики доходов, способной поддержать национальную конкурентоспособность в условиях растущей интернационализации европейского капитала.

Последствия создания Общего рынка были огромными. За первые 12 лет своего существования (до конца 60-х годов) объем внутренней торговли вырос на 630%, импорт промышленной продукции утроился, доля торговли в рамках ЕЭС приблизилась к 60% внешнеторгового оборота стран-членов.

Естественно, что в этих условиях в повестку дня встали вопросы торговой либерализации и интеграции. Начавшийся процесс не мог оставить в стороне ни одну из стран Западной Европы. Усилилась тенденция к расширению состава ЕЭС, приведшая в 1973 г. к принятию новых членов – Великобритании, Дании и Ирландии. Ряд стран региона образовал параллельную Европейскую ассоциацию свободной торговли (ЕАСТ), связи которой с ЕЭС создавали расширенную экономическую зону.

Были и другие последствия, но они никогда не выходили за рамки, угрожающие американской гегемонии или растущей взаимозависимости Европы и США в области торговли и инвестиций. Реальный источник соперничества между ними коренился в потере Северной Америкой абсолютного конкурентного преимущества, тогда как европейский капитал начал получать выгоды от экономии на масштабе по мере расширения и углубления европейского рынка в рамках ЕЭС.

Стагнация и Европейский Союз

Экономический кризис 70-х годов быстро покончил с послевоенным подъемом и нанес урон европейскому капитализму. После 1974 г. средний темп роста ВВП ведущих капиталистических стран сократился наполовину. Масштабы замедления были максимальными в Японии и минимальными в США, но наиболее устойчивой стагнация оказалась в европейской экономике, где падение продолжалось и в 80-х годах. Уровень безработицы в Европе более чем удвоился – от около 4% в среднем в 60-х годах до почти 9% в первой половине 80-х. Как следствие, европейское экономическое соревнование с США затормозилось (по темпам) как по объему выпуска продукции, так и по производительности труда. В результате европейская конкурентоспособность оказалась в застое, особенно при повышении курса немецкой марки.

Реакция отдельных стран на спад была различной. Так, в Германии доминировала ортодоксальная кредитно-денежная политика Бундесбанка, поддерживавшего сильные позиции немецкой марки. Поскольку производительность продолжала повышаться, удельные издержки оставались на низком уровне, а экспорт – стабильным. Но немецкая модель сильно зависела от роста мировой торговли, который замедлился в результате экономического спада, что в середине 70-х годов привело к резкому падению экспорта и вызвало снижение прибылей и темпов роста, а также увеличение безработицы. Задержка европейского локомотива не могла не сказаться на стагнации в регионе.

Швеция, напротив, предприняла конкурентную девальвацию, ввела систему налогообложения и политику в сфере труда, способствовавшие в 80-е годы занятости и поддержанию экспортно ориентированного роста. Великобритания предприняла другой курс. При Тэтчер в 1979 г. она бросилась в неолиберальную ортодоксию (хотя кризис фунта стерлингов заставил лейбористов идти по этому пути уже в 1976 г.). Началась атака на государственные финансы и рынок труда, политика сочетания низкой заработной платы с низкими налогами внесла свой вклад в европейскую конкуренцию. В Италии правительства были парализованы инфляцией, доходившей почти до 17%, в то же время уровень безработицы начал свой длительный подъем. Стагнация распространилась и на страны Южной Европы.

С принятием европейскими странами разнонаправленных конкурентных стратегий в 70 – 80-е годы общерегиональные институты попали в тупик. Одним из его проявлений был кризис политики выравнивания европейских валют. После коллапса бреттон-вудской системы в ЕЭС с целью поддержания обменных курсов национальных валют при участии центральных банков введены сначала “валютная змея” (соглашение западноевропейских стран об ограничении взаимных курсовых колебаний), а затем европейская валютная система.

Однако проблема оказалась трудной. Страны со слабыми конкурентными возможностями и валютами (ирландский фунт, датская крона, итальянская лира) постоянно испытывали платежный и валютный кризисы. Британский фунт стерлингов был исключен из системы поддержки валютного курса почти немедленно – в 1972 г. Напротив, страны, пытавшиеся осуществить рефляцию (например, Франция в начале 80-х годов), сузили свои возможности экспансии, которые они могли бы получить, если бы проводили девальвацию, а не стремились сохранить запланированные курсы. В то же время валюты с первоначально заниженным курсом – немецкая марка и голландский гульден – укрепились.

К 80-м годам Европа явно превратилась в зону немецкой марки, ритм ее движения в значительной мере определялся конкурентными возможностями и денежно-кредитной политикой Германии. К концу 80-х годов с отказом от французских предложений по контролю за движением капиталов в рамках ЕЭС европейское сотрудничество в области валютной политики взяло курс на монетаристскую концепцию стабилизации при гегемонии Бундесбанка.

Проявления соперничества между странами Европы разрушили в тот период планы дальнейшей интеграции, хотя они (в виде создания экономического и валютного союза) интенсивно выдвигались на Гаагской встрече на высшем уровне (1969 г.). Получил распространение новый протекционизм в форме добровольного ограничения экспорта и соглашений между ЕЭС и другими странами. Как следствие, в 70-е годы в сообществе взаимная торговля находилась в застое (хотя общие объемы торговли росли), расширялось применение таких мер, как нетарифные барьеры и промышленные субсидии. Постоянно происходили споры относительно внутреннего управления, финансирования, новых фондов региональной интеграции.

С 60-х по 80-е годы на разных уровнях выдвигались предложения относительно активной промышленной политики, но они были отвергнуты. Несмотря на нефтяные кризисы 70-х годов, не выработана даже общая европейская энергетическая стратегия. Позорные горы масла, выросшие благодаря сельскохозяйственной политике, символизировали неспособность европейских институтов справиться с проблемой внутреннего соперничества между членами ЕЭС.

Продолжительность экономического спада ознаменовала новую фазу европейского капитализма. Начиная с 80-х годов темпы роста ВВП в Европе по сравнению с двумя другими региональными блоками постоянно были ниже и не превышали в среднем 3% даже в период подъема во второй половине 90-х годов. В то время как в Японии в течение 90-х годов безработица оставалась на сравнительно низком уровне, а в США снижалась, в Европе она постоянно росла несмотря на демографический застой. С 80-х годов ее уровень превысил 10%. В некоторых странах, например Финляндии, Франции, Испании, ситуация с безработицей была катастрофической, в других произошло некоторое улучшение, однако там резервы рабочей силы приняли иные формы (вынужденная частичная занятость, неполный рабочий день).

Новый импульс экономической интеграции в регионе нельзя рассматривать в отрыве от тупика европейского капитализма и более широкого процесса глобализации. Так, странам, зависимым от экономики европейских лидеров, стало труднее оставаться в стороне. Вхождение в ЕЭС Греции (1981 г.), Португалии и Испании (1986 г.) во многом связано с расширением их роли как низкозатратных производственных зон (особенно для немецких фирм) и новых внутренних для блока рынков. Необходимость обеспечения рынков для товаров и инвестиций в условиях нестабильной мировой экономики послужила причиной включения в ЕС Австрии, Финляндии и Швеции (1995 г.). Эта же логика взаимозависимости присутствует и в вопросе о включении в ЕС Восточной Европы. Именно экономический тупик дал политический простор проектам единого рынка и единой валюты, которые теперь составляют основу конфигурации европейского капитализма.

Важнейшей инициативой по углублению рынка был Единый европейский акт 1987 г., который запланировал завершение создания единого рынка на 1992 г. Проект 1992 г. продолжил либерализацию внутренней торговли на основе гармонизации норм регулирования и технических стандартов, отмены нетарифных барьеров, квот и прочих видов пограничного контроля товаров и услуг, а также всех видов контроля за движением капиталов в рамках ЕС.

Процесс экономической интеграции, каким бы спорным и нестабильным не был его характер, продвигался вперед, тогда как политическая и социальная интеграция столкнулась с упорной и сильной оппозицией. Это означало, что европейский капитализм все еще оставался не более чем хрупким единством многих и различных частей, удерживаемых вместе возникающей архитектурой единого рынка.

Маастрихтский договор 1992 г. и общая валюта евро должны были стать краеугольными камнями нового европейского порядка. Европейская валютная система уже представляла определенный уровень валютной конвергенции и ограничения использования конкурентной девальвации. Полная отмена валютного контроля за движением капиталов на едином рынке усилила валютную конвергенцию. Финансовая либерализация была направлена на то, чтобы дать возможность европейским финансовым центрам занять ведущие позиции в мире.

Создание с 1 января 1999 г. Европейского центрального банка (ЕЦБ) установило новые институциональные рамки европейскому пути регулирования и либерализации. С самого начала президент ЕЦБ В. Дуйзенберг энергично отстаивал политику бюджетных ограничений и удержания инфляции на уровне ниже 2%. На этом пути ЕЦБ усиливает функцию, прежде выполнявшуюся Бундесбанком, по проведению в жизнь ограничительной макроэкономической политики, “свободной” от какого-либо политического давления. ЕЦБ категорически возражал против проведения даже умеренной политики экспансии, особенно пока евро еще предстоит завоевать позиции на валютных рынках и занять место резервной валюты вместо доллара.

Даже незначительные снижения ссудного процента, подобные предложенному германским министром финансов О. Лафонтеном в начале 1999 г., вызвали гнев со стороны ЕЦБ. Эта конфронтация и последующий уход Лафонтена со своего поста при растущем сопротивлении его умеренно левым взглядам символизируют проблемы и трудности нового европейского порядка. Континентальная архитектура, которая возникла из подъема и кризиса послевоенного европейского капитализма и важным образующим элементом которой является ЕЦБ, представляет собой решающий вызов, стоящий перед европейской социал- демократией.

Со времен краха так называемого реального социализма прошло почти три десятилетия. В результате капитализм сильно укрепился и в Восточной, и в Западной Европе. Большие части Европы пережили капиталистическую контрреволюцию.

В 1989 году пала Стена, а в 1991 стал историей Советский Союз. После идеологической холодной войны остался капитализм — как победитель. И капиталисты стали вести себя как подлинные победители. Ценности, которыми ранее распоряжалось общество, были как трофеи поделены между олигархами и транснациональными корпорациями. Миллионы людей лишились социальной защищенности, во всех частях света спад профсоюзного движения привел к ухудшению условий жизни для лиц наемного труда.

Поколение спустя численность населения в Восточной Европе, исключая Россию, сократилось на 24 миллиона человек. Многие страны переживают критическое бегство молодого и образованного населения. В западноевропейских странах численность рабочего класса выросла на много миллионов благодаря трудовой миграции с Востока.

Идея классового компромисса получила отставку

Мало кто на Западе скорбел по восточно-европейскому реальному социализму. Но то, что случилось позже, показало, что этот социализм косвенно помогал укреплять положение западного рабочего класса. Когда не стало идеологического конкурента западного капитализма, во многом исчезла и основа для классового компромисса, который несколько десятилетий обеспечивал реальное повышение зарплаты для большинства. В результате доля труда наемных работников в создании ценностей падает, в то время как собственники сохраняют бо льшую часть прибыли. Социальные различия усугубились во всех странах, миллионы и в западноевропейских странах оказались сейчас за чертой бедности.

Таким образом, крах реального социализма стал потерей для людей труда как на Востоке, так и на Западе Европы. Он стал триумфом капиталистов, которые на практике имеют свободу действий в большой части Европы в последние тридцать лет. Когда нет классового компромисса, на самом деле на всех уровнях ведется классовая борьба.

Почему Путин так популярен?

Если людям на Западе трудно понять причины популярности Владимира Путина, объясняется это отсутствием знаний о положении в России после распада Советского Союза. Здесь можно рекомендовать прочитать книгу белорусской писательницы, лауреата Нобелевской премии Светланы Алексиевич «Конец красного человека. Время секонд хэнд». Она дает очень живое представление о том, как люди воспринимали время после падения коммунизма.

1990-е годы были в России временем бандитов и воров (олигархов), когда люди, имеющие влияние, разворовали то, что принадлежало всем, и за один день стали долларовыми миллионерами. Для бывшего советского гражданина это означало катастрофу, гарантии безопасности исчезли, наступило торжество криминала. Ментальный поворот был драматичен, советские ценности стали равны нулю, всем стал править дикий капитализм, к чему большинство было совершенно не готово. Мечта о западной демократии, если она когда-либо и была распространена, быстро исчезла.

Новая Россия стала лабораторией неолиберальных экспериментов, поддержанных США, Западом и международными финансовыми институтами. Был введен нерегулируемый капитализм, без каких либо противостоящих ему сил. Неолиберальная шоковая терапия при Ельцине лишила русских того, что у них было из достойной жизни.

Советский Союз имел рейтинг высокоразвитой страны. По индексу социального развития СССР занимал 25-е место в мире, в то время как США — для сравнения — были на 18-й позиции. Через 10 лет после капиталистической контрреволюции Ельцина Россия оказалась в рейтинге на 60-м месте. В течение 1990-х ВВП России сократился на 50%, это стало историческим рекордом для какой-либо страны в мирное время. Реальная зарплата большинства упала на 60%. Когда Ельцин ушел со своего поста в новогоднюю ночь 1999 года, опросы общественного мнения показывали, что его поддерживали 2% населения. Это объясняет то, что лишь 5-6% россиян сегодня отдают свой голос либеральным политикам. И это объясняет сильные позиции Путина.

Хотя большинство россиян поддерживают Путина, им, тем не менее, ясно, что в стране большие социальные проблемы. Разница в доходах в России больше, чем во всех европейских странах ОЭСР, и также больше, чем в США. Опросы общественного мнения показывают, что конфликт между бедными и богатыми — важнейший вопрос для российских избирателей.

Переселение народов из бывших стран восточного блока

Та же капиталистическая контрреволюция осуществлена в большинстве стран восточного блока. Большие группы населения пережили драматичное ухудшение условий жизни. Миллионы людей ответили на эти социальные вызовы тем, что эмигрировали. За тридцать лет многие государства пережили драматичное и критическое для общества падение численности населения. Миграция, возросшая смертность и низкая рождаемость — вот причины этого.

Контекст

Экономика трех нулей изменит мир

L"Espresso 24.05.2018

Когда власть делили, нас позвать забыли

NoonPost 21.09.2017

Анатомия нелиберального капитализма

Project Syndicate 13.09.2017

Молодым американцам капитализм не по душе

Slate.fr 23.06.2016

Латвия потеряла каждого четвертого жителя. Болгария, Литва и Босния — каждого пятого. На 18% сократилось население Украины, на 17% — в Молдавии и на 14% в Румынии. Это говорит о том, насколько страны были отброшены назад. Словения и Чехия в каком-то смысле стали исключением из идущей вниз спирали. Обе страны воспротивились неолиберальной шоковой терапии и осуществили более постепенный переход к рыночной экономике.

Уезжают чаще всего молодые и образованные. Эмиграция из Восточной Европы сократила безработицу, она действует как своего рода клапан для политической напряженности. Вместо того, чтобы начать борьбу на родине, миграция рассматривается некоторыми как более простое решение. Тот же самый механизм миграции может объяснять, почему жестокая политика сокращения ассигнований в таких странах, как Греция и Испания, не привела к социальным волнениям.

Капиталистическая контрреволюция в Европе

Четыре «свободы» в рамках ЕЭЗ — краеугольные камни капиталистической контрреволюции в Европе. Одна из «свобод», договор о свободном перемещении рабочей силы внутри европейского общего рынка труда, обеспечивает нескончаемый поток рабочей силы на Запад. В результате уровень зарплаты значительной части западноевропейского рабочего класса стагнирует или даже сокращается.

Когда это происходит одновременно с тем, что лица наемного труда в Европе сталкиваются с масштабным наступлением на завоеванные права, то, что сейчас по-новому именуется модернизацией трудовой жизни, капиталистическая контрреволюция сказывается на всем регионе ЕС. Все большее число европейцев вынуждены заниматься хуже оплачиваемой работой, во многих странах это происходит в сотрудничестве с социальной службой и службой государственного страхования, которые требуют, чтобы те, кто живет на пособия, работали, чтобы их получать.

Европейское профсоюзное движение теряет свои позиции. Оно оказалось лишь в незначительной степени способно организовать трудовых мигрантов, которых часто вербуют на работу через рекрутинговые агентства и которые работают по краткосрочным контрактам. Для этого временные трудовые контракты не возобновляют, или же предприятия, где существует профсоюз, просто-напросто банкротят. Последнее мы видели недавно на примере «Норше Продукшун» (Norse Production) в коммуне Сунд (Sund).

Во многих странах членами профсоюза являются около 20% трудящихся, а то и меньше. Это касается таких крупных европейских стран, как Германия, Испания и Франция. В этой последней членами профсоюза являются лишь 8% наемных работников. В Норвегии уровень организации также падает. В 2016 году лишь 49% лиц наемного труда являлись членами профсоюза. Когда большинство не в профсоюзе, власть работодателя возрастает, особенно когда это происходит параллельно с модернизацией европейского законодательства, которое повлияло на трудовую жизнь в Норвегии через договор ЕЭЗ.

Сегодня ЕС гарантирует невозможность проведения иной политики. Политические правила игры в системе ЕС делают практически невозможным проведение социал-демократической или социалистической политики. Поэтому все разговоры псевдолевых об изменении ЕС изнутри — политическая фикция.

Социальный демпинг превратился в элемент бизнеса

Общее европейское законодательство сконструировано так, чтобы служить интересам капитала. Для особо циничных покупателей труда социальный демпинг стал сам по себе элементом бизнеса. У нас в стране целый ряд дел, связанных с эксплуатацией мигрантов, тоже привлек к себе внимание.

Мы видели это на примере скандала вокруг акционерного общества «Оранж Хельсе АС» (Orange Helse AS), которое подбирает персонал для больниц и домов престарелых и сиделок. Медперсонал нанимали в Литве, Латвии, Венгрии и Словакии. Сложная структура компании способствовала сокрытию денежных потоков и осложняла контроль со стороны общества. Когда все вскрылось, оказалось, что латвийские медсестры, работавшие на эту компанию в Норвегии, получали 74 кроны в час. Одновременно с этим латвийские власти били тревогу в связи с тем, что в стране не хватает медперсонала.

Другой пример — компания «РеноНорден» (RenoNorden), которая выиграла конкурсные торги на вывоз и переработку мусора в 150 коммунах. У нее был договор с компанией по подбору персонала в Латвии, но условия тендера были настолько скверные, что работать на таких условиях никто не хотел. Решением стало завезти работников с Украины. В конце концов владельцы компании обанкротились, но сначала они получили многомиллионную прибыль.

Капитализм непопулярен

Никто не должен думать, что капитализм укрепился благодаря тому, что он популярен. Там, где капиталистическая контрреволюция продвинулась дальше всего, он также и менее всего популярен. Реакционные правые националисты в большой степени собрали дивиденды народного недовольства в Восточной Европе, но мы видели это и в западноевропейских странах.

Вместе с тем многие социалистические силы на подъеме. Понятие «социализм» вовсе не обязательно так же устрашающе действует на поколение, родившееся после холодной войны. Молодежь хочет иметь бесплатное образование, получить работу и жилье, причем без того, чтобы превращаться в рабов кредитов. Ясные голоса, продвигающие социалистическое мышление, сейчас получают такую поддержку, о какой еще несколько лет назад невозможно было и мечтать.

В Норвегии растут партии слева от рыночно-либеральной Норвежской рабочей партии. Чем более отчетливо становится видно лицо контрреволюционного капитализма, тем большей может стать поддержка социалистического проекта.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг. Тарле Евгений Викторович

2. Американский и европейский капитализм после войны

Все это я привожу как пояснение того факта, что в первые годы после войны американский капитал занял прочное положение. Тут не место говорить об этом факте подробнее: это - одна из главных тем второй части моей книги, где будет речь о 1919–1926 гг.

Пока только укажу, что сейчас же после войны наблюдался интересный социологический феномен: Америка осталась на прежней позиции прочного денежного хозяйства, а Европа обнаружила как бы тенденцию к возвращению к стародавним, давно забытым временам, к векам, когда государственное банкротство являлось бытовым, никого особенно не смущавшим, периодически возвращавшимся, хоть и не через правильные промежутки времени, событием, вроде, например, наводнения или градобития, или падежа скота.

В первые годы после войны, когда в целом ряде стран последовала небывалая бумажная инфляция, когда воцарилась полная оторванность (вполне откровенная, нисколько не маскируемая) эмиссии бумажных денег от возможного их золотого обеспечения, когда государственное банкротство сделалось таким же нормальным способом устройства финансовых дел, каким прежде, например, был заем или новый налог, тогда некоторые финансисты высказали мысль, что все эти явления 1919 и следующих годов уже бывали, хотя и в несколько ином виде, например в XVIII в., и что вообще на столетие (1814–1914 гг.) от конца наполеоновских войн до начала великой катастрофы 1914 г. нужно смотреть как на исключение , а на мнимые деньги, на постоянные государственные банкротства и тому подобные явления следует смотреть как на правило, как на нечто гораздо более естественное и длительное; что ряд счастливых и исключительных условий позволил Европе целое столетие поддерживать золотое или находящееся в установленных и зависимых от золота отношениях бумажное обращение; что все правила так называемой теории финансов ни малейшего научного , т. е. обязательного, значения не имеют и иметь не могут, ибо все так называемое «финансовое право» есть попытка сделать из долго державшихся обычаев финансового быта XIX столетия мнимо-научную теорию.

Инфляция была не только неминуемым последствием войны, но и столь же неизбежным последствием социального, политического, психологического сдвига, который повлекла за собой вся сложившаяся после войны ситуация. Все капиталистические государства боялись вызвать революцию, отказываясь от инфляции бумажных денег; альтернатива была именно такая: или революция голодающих масс, или хотя бы временное государственное банкротство. Поясним эту мысль.

Война 1914 г. вспыхнула в такой период экономической истории человечества (и, в частности, Европы), когда и без того жизнь с каждым годом сравнительно не очень быстро, но непрерывно дорожала. Экономисты считают теперь возможным установить такие общие характеристики: с 1825 по 1850 г. - медленное и непрерывное удешевление предметов первой необходимости; с 1850 по 1869 г. (под влиянием, между прочим, открытия громадных золотых россыпей в Калифорнии) - вздорожание жизни; с начала 70-х годов, особенно с 1873 до 1895 г. - новое удешевление жизни; с 1895 г. до начала войны 1914 г. - вздорожание, которое с начала войны кое-где приобретает катастрофически быстрый характер. Это вздорожание с 1921–1924 гг. начинает (далеко не всюду) приостанавливаться, и кое-где (например в Англии) обнаруживается известная тенденция возвратиться к довоенному темпу.

Для Франции, например, это вздорожание за время войны выразилось в том, что общая стоимость товаров (как пропитания, так и одежды) повысилась к концу 1918 г. более чем в четыре раза сравнительно с началом 1914 г. Что же было делать? Отказать рабочим в соответственном или хотя приближающемся к норме увеличении заработной платы значило вызвать взрыв. Пойти на это послевоенный капитализм в Западной Европе не отваживался. Не забудем, что, не говоря уже о побежденных странах, ведь и в «странах-победительницах» настроение рабочих в первые годы после войны было очень раздраженное. Неистовая, неслыханная, длительная бойня еще у всех была в памяти. И вопросы о том, кто «виновен» и кто «невиновен» в войне, кто и в котором часу послал (и куда именно) телеграмму в июльские дни 1914 г., - все эти препирательства казались тогда народным массам бессмысленными и даже оскорбительными по своей явной ничтожности, при воспоминании о миллионах трупов, только что зарытых в землю.

Руководящие верхи капиталистического мира во всех странах Европы в первое время после войны ни в каком случае не могли и не хотели вести себя сколько-нибудь вызывающе. В России, рядом, шла социальная революция, и это тоже на первых порах не поощряло к «тактике сопротивления». Только постепенно это положение (и то не всюду) начало меняться. Финансовая политика (или, точнее, политика государственного банкротства в той или иной мере, на тот или иной срок) диктовалась не только неуплаченными векселями, бывшими в американских руках, но и необходимостью так или иначе дать работу, хотя половинную, кусок хлеба, хотя урезанный, раздраженным массам.

А там, где решались отказаться от инфляции, беспрекословно соглашались на содержание долгими годами за государственный счет миллионной армии безработных, соглашались некоторое время и на колоссальные денежные субсидии для поддержки шахт и других предприятий, как, например, в Англии. 1919 год был в Англии годом стачек и подготовки к стачкам, которые иногда предотвращались с большими трудностями вмешательством правительства и (обыкновенно, в 1919 г.) уступками хозяев. Было не очень спокойно в стране. В начале марта произошел бунт в войсках - в Кинмель-парке, в канадской дивизии. Приходилось действовать с крайней осторожностью. В рабочих кругах многие явно сочувствовали революции в России, а в армии говорили о нежелании вести внутреннюю войну вслед за внешней. Это брожение продолжалось и в 1920 г. Не только в войсках, но и в полиции было очень неблагополучно.

Весной 1919 г. Ллойд-Джордж принял депутацию от лондонской полиции, просившую об улучшении своего положения и довольно открыто угрожавшую стачкой. Правда, до стачки дело не дошло, но уже в 1919–1921 гг. пришлось так или иначе, полностью в одних случаях, частично - в других, удовлетворить требования полиции. Ясно было, что при этих условиях было бы очень неосторожно до поры, до времени слишком уповать на войска и полицию и с легким сердцем провоцировать революционное выступление рабочих. Политика уступок диктовалась всеми обстоятельствами. Отстоять себя от социальной революции западноевропейскому капитализму пока удалось. Но отстоять себя от тех требований, с которыми рабочий класс выступал вполне единодушно , европейскому капиталу в 1919 и следующих годах удавалось очень редко. Да он и не хотел доводить до решительной «пробы сил», в особенности в первые годы после войны. И это еще больше иллюстрирует силу и степень прочности и уверенности в себе американского капитала после войны, сравнительно с европейским.

Что характерно и для внешней и для внутренней политики американского капитала в первые годы после войны? Наступление, вызов, полная уверенность в победе как над соперниками извне, так и над революционерами внутри. Что характеризует и внешнюю и внутреннюю политику европейского капитала в 1919–1922 гг.? Банкротство, неплатеж долговых обязательств внешнему кредитору, выпуск ничем не обеспеченных бумажных денег, отступление перед американской промышленностью, американской торговлей, американскими банковскими захватами, перед диктатурой нью-йоркской биржи и одновременное отступление перед своим пролетариатом, перед его основными требованиями - откуда угодно добыть для него работу и пропитание.

На этой почве и развивалась отмеченная выше болезненная и литературно-преувеличенная уверенность в «гибели Европы» и т. п.; чувствовались глухие толчки и сотрясения, а воображение уже видело всепоглощающее землетрясение; самовластный хозяин жизни, царивший перед 1914 г. и начавший войну в 1914 г., - европейский капитализм - оказался в 1919–1922 гг. (да отчасти и позже) в трудном внутреннем и внешнем положении, а впечатлительным литераторам, дилетантам и художникам слова начинала мерещиться даже не революция, а гибель Европы и едва ли не всей человеческой культуры. «Гибель» не пришла, да и слово это в данном случае не имеет ясного смысла.

Европейский капитал постепенно стал отвоевывать у американского некоторые прежние позиции, и 1924 год, а особенно 1925–1926 годы были во многом уже непохожи на 1919 или 1920 годы. Как пойдет дальше борьба американского и европейского капиталов, мы не знаем, но отметить этот факт необходимо.

По данным, собранным Лигой наций, общая картина торговой деятельности Европы и Америки рисуется в таких цифрах:

Цифровой материал, касающийся столь же показательных категорий фактов, дает при сравнении подобные же результаты. Ясно, что Европа после тяжкого кризиса и болезненных потрясений первых лет, следовавших за войной, начинает (с 1924 г.) оправляться.

Все же при всех этих оговорках, читатель, вспоминая первые страницы этой книги, должен уяснить себе, что если еще до войны 1914 г. американский капитал выступил в качестве фактора громадного значения, то в самые первые годы после 1914–1918 гг. это значение увеличилось в огромной степени.

Значение же это (если оно будет усиливаться) для капитала европейского, конечно, - роковое: земной шар становится еще теснее, чем был; те отдушины, которые отдаляли взрыв, которые мешали наступлению внешних и внутренних катаклизмов, могут теперь закрываться одна за другой. Классовая борьба внутри социального организма каждой капиталистической державы, международная борьба извне не могут не обостряться особенно резко в Европе, если будет развиваться дальнейшее победное шествие американского капитала после остановки и некоторого его отступления в 1924–1926 гг.

После небывалых кровопролитий, начавшихся в 1914 г. и лишь очень постепенно прекратившихся после 1919 г., пережившие эту эпоху поколения могут оказаться на некоторое время слишком утомленными и истощенными для новых напряжений воли, для новых внешних и внутренних войн. Но почва для новых революций, как и для новых войн, безусловно существует. «Факты революционны, хоть люди и не революционны». И если увлекаются и фантазируют те, кто видят в развивающейся после 1919 г. исторической эволюции признаки какой-то «гибели Европы», то ничуть не менее фантазируют и те, кто провозглашают будто бы наступившую эру «пацифизма» во внешних отношениях и социального «умиротворения» во внутренних отношениях европейских держав. И тени основания для всех этих благодушных мечтаний нет, и сами мечтатели (поскольку они вообще искренни) слишком склонны иногда принимать еще продолжающееся утомление за уже наступившее «умиротворение».

Ни «гибели», ни «спасения»: продолжающаяся непрерывная, часто бурная и болезнетворная, эволюция, продолжающаяся характерная для социологической природы капитализма одновременная внешняя (международная) и внутренняя (классовая) борьба его за свое существование и преобладание, борьба, развивающаяся для американского капитала в условиях более благоприятных, чем до 1914 г., для европейского капитала - в условиях в общем менее благоприятных, как внешних, так и внутренних, - борьба, в долгом процессе которой дальнейшие катаклизмы, болезненные сдвиги и столкновения остаются более чем вероятными. Даже можно выразиться так, что скорее было бы невероятно уж очень длительное отсутствие этих явлений.

Анализу основных явлений полной глубочайшего исторического интереса эпохи, наступившей после окончания мировой войны, я надеюсь посвятить особую книгу.

Из книги Великая оболганная война-2 автора

10. ПОСЛЕ ВОЙНЫ На Нюрнбергском трибунале цитировался отчет Альфреда Йодля, подготовленный для совещания у фюрера 25.10.44 г.: «Русские преступления в Восточной Пруссии должны использоваться военной пропагандой. Для этого фотоснимки, опросы свидетелей, репортажи с места

Из книги Великая оболганная война. Обе книги одним томом автора Асмолов Константин Валерианович

10 После войны На Нюрнбергском трибунале цитировался отчет Альфреда Йодля, подготовленный для совещания у фюрера 25.10.44: «Русские преступления в Восточной Пруссии должны использоваться военной пропагандой. Для этого фотоснимки, опросы свидетелей, репортажи с места

Из книги Десять мифов Второй мировой автора Исаев Алексей Валерьевич

После войны Нам хорошо известна линия развития отечественного стрелкового оружия и в какой-то мере – оружия вермахта. И в том, и в другом случае имело место создание так называемого «промежуточного патрона» и автомата под этот патрон. Однако в США и других странах

Из книги Убийцы Сталина. Главная тайна XX века автора Мухин Юрий Игнатьевич

После войны В мае 1941 г. Сталина назначают главой Правительства СССР, а с началом войны - председателем Государственного Комитета Обороны - высшего органа власти СССР, созданного на время войны и сосредоточившего в своих руках высшую законодательную и исполнительную

Из книги Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг. автора Тарле Евгений Викторович

1. Американский капитализм после окончания междоусобной войны 1860–1865 гг. Индустриализация страны. Протекционизм. Тресты. Новейшие явления в жизни американского финансового-капитала Чтобы понять роль Соединенных Штатов в мировой войне и после мировой войны, необходимо

Из книги Борьба за господство на море. Аугсбургская лига автора Махов Сергей Петрович

VI. К. МакЛай. Морские десантные операции и европейский театр военных действий во время войны Аугсбургской лиги, 1688-97 гг. (отрывок) «В феврале 1691 года на Союзнической Конференции, проведенной в Гааге, англичане и голландцы обсудили предложения по десантам во Францию.

Из книги Путин, Буш и война в Ираке автора Млечин Леонид Михайлович

12 АПРЕЛЯ, СУББОТА, ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ ВОЙНЫ. АМЕРИКАНСКАЯ ТАКТИКА И АМЕРИКАНСКИЙ БОЕЦ Журналистам продемонстрировали список разыскиваемых иракских руководителей, составленный в виде колоды карт, где Саддам Хусейн стал тузом пик, его сыновья Удай и Кусай, червовым и

Из книги История казаков со времён царствования Иоанна Грозного до царствования Петра I автора Гордеев Андрей Андреевич

САМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ ВОЙНЫ КАЗАКОВ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ЛИВОНСКОЙ ВОЙНЫ После окончания Ливонской войны казаки возвратились на Дон, и перед ними встал их главный вопрос - война против Крыма и овладение Азовом, их собственностью, из которого казаки были изгнаны турками. Вместо

Из книги Раскол Империи: от Грозного-Нерона до Михаила Романова-Домициана. [Знаменитые «античные» труды Светония, Тацита и Флавия, оказывается, описывают Велик автора Носовский Глеб Владимирович

10. Войны Германика с местным населением после прибытия флота в «Германию» - это войны Кортеса-Ермака с ацтеками в Мексике 10.1. Общая схема соответствия Итак, прибыв в «Германию», Германик начинает борьбу с «германцами». Описывается тяжелая война, успех в которой

Из книги Оппозиция его Величества автора Давыдов Михаил Абрамович

После войны Величайшая война в истории человечества закончилась.15 октября 1815 г. фрегат «Нортумберленд» бросил якорь у острова св. Елены.Еще не были погребены все, кто сложил голову в 1812 г., еще лежали в развалинах города и села, Березина и старая Смоленская дорога хранили

Из книги Отечественная история: Шпаргалка автора Автор неизвестен

99. ОБРАЗОВАНИЕ МИРОВОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. ПОСЛЕДСТВИЯ «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ» ДЛЯ СССР После окончания Второй мировой войны соотношение сил между ведущими державами принципиально изменилось. Значительно усилили свои позиции США, в то время

Из книги ВЫПУСК 3 ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗОВАННОГО ОБЩЕСТВА (XXX в. до н.э. - XX в. н.э.) автора Семенов Юрий Иванович

5.3.8. Центр и периферия международной капиталистической системы. Капитализм центра (ортокапитализм) и периферийный, зависимый капитализм (паракапитализм) Вслед за становлением всемирного исторического пространства шло формирование всемирного капиталистического рынка,

автора Малышев Владимир

После войны О полководческой деятельности Говорова по прорыву и снятию блокады хорошо известно и о ней много писали. За успешное проведение операции ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Затем он умело руководил действиями советских фронтов по разгрому

Из книги Мифы и загадки нашей истории автора Малышев Владимир

После войны Когда окончилась война, Михаил Минин остался в армии. В 1959 году окончил Военно-инженерную академию им. Куйбышева в Москве. Потом служил в войсках стратегического назначения, а демобилизовался в 1969 в звании подполковника. В 1977 году он переехал в Псков, где и

Из книги Мифы и загадки нашей истории автора Малышев Владимир

После войны Война кончалась, и руководство советской разведки решило перебросить Хохлова в Румынию под видом польского беженца. Тому, кто мечтал о карьере в кино, предстояло стать кадровым разведчиком за границей. Однако дальше все стало разворачиваться совсем по другой

Из книги Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века автора Щербакова Ирина Викторовна

«Лишь бы не было войны» Жизнь северной глубинки после войны Ольга Онучина Школа № 2, г. Няндома, Архангельская область, научный руководитель Г.Н. Сошнева Военное детствоГерои моего исследования родились и выросли в северной глубинке, а детство их пришлось на Великую