Бывают книжки, о которых всю жизнь мечтаешь, но которые словно уже есть. Стоят где-то на невидимой полке, и кажется - только руку протяни. Проходят годы, а их все нет и нет. И вот ты уже не знаешь, как быть, и думаешь, и собираешься было сделать их сам, а руки все не доходят, да и образа внятного все нет и нет. А книжка возьми да и выйди в свет. И это - праздник.
«История старой квартиры» (художник Аня Десницкая, автор текста Александра Литвина, издательство «Самокат») - как раз такая книга. Энциклопедия русской жизни одного семейства в одной квартире на протяжении века, нарисованная в мельчайших подробностях, где каждый разворот - эпоха, поколение жителей, их разговоры, утварь, одежда. Слово и изображение здесь неразделимы. В отличие от своих западных прототипов (в основном иллюстрированных книг для детей таких издательств, как Usborne или Dorling Kindersley ), это не только энциклопедия, но и своего рода роман, фамильная сага, семейный портрет в интерьере. Безупречная вербальная и визуальная стилистическая выверенность этой книги ставит ее в ряд большой литературы, при том что жанр ее определить непросто.
Рисованный роман? Путеводитель по времени?
Пока Трезорки и Николки первых страниц не подозревают о том, что ждет их на следующих, в доме снует прислуга и топится печь, перчатки Елены Николаевны соседствуют со шляпой Марии Николаевны и с пенсне Ильи Степановича, мы, как читатели булгаковской «Белой гвардии», невольно переносимся туда, приникаем к этому уюту и спешим согреться, хотя нам уже печально известно, что будет с нами (история-то про нас) на следующих страницах.
Визуальное решение книги - огромные развороты-разрезы внутренней жизни квартиры - это прежде всего эффект присутствия. Документально подробные, тщательные и при этом живые, в чем-то почти детские по манере (повествователь же - ребенок, и все дано его глазами), эти исторические, сменяющие друг друга в разные годы срезы жизни одной квартиры и населяющих ее персонажей сразу помещают читателя-зрителя внутрь. Такая манера изображения и повествование от первого лица не позволяют рассматривать происходящее с холодным любопытством энтомолога. Один только свет на стенах делает отстранение невозможным.
Самокат
Сочетание наглядности хода времени и каждый раз нового детского взгляда на него с эффектом читательского погружения сообщает книге об истории одной интеллигентской московской квартиры огромный массовый потенциал отождествления читателя-зрителя если не напрямую с героями, то с окружающими их вещами и знаками эпохи. Что-то похожее проделывает в своих романах Улицкая, бережно воссоздавая персонажей и микромир своего узкого круга, который в итоге оказывается интересен массовому читателю и востребован им.
Как известно, герои больших романов начинают жить своей, отдельной от автора, жизнью. Говорит Аня Десницкая, художник и своего рода режиссер этого проекта:
«Для меня это были отчасти воспоминания о семейной истории, а отчасти - чуть-чуть игра в кукольный театр, где ты расставляешь персонажей по сцене. Удивительно, как персонажи зажили отдельной жизнью - наверное, так всегда происходит, но для меня это первый опыт. <…>
Мне кажется, что эта книга в итоге - повод для разговора с ребенком. У меня был летом с ней связан очень интересный опыт: я сидела и рисовала иллюстрацию про 70-е годы, а рядом сидел мой восьмилетний племянник и задавал вопросы про то, что я рисую. О чем мы только не поговорили! И о демонстрации 1968 года, и о “голосах”, и о самиздате, и об эмиграции. Это был именно разговор, который вытекал из нарисованного: а это что такое? а как? а почему? При этом мы оставляем пространство для читателя: совсем не обязательно рассказывать об этом - мне кажется, читатели могут зацепиться за что-то совсем другое, например: а у нас тоже был такой сервант! А у бабушки был такой портфель! И, мне кажется, это хорошо - что, возможно, книга заставит людей рассказывать свои семейные истории - может, и те, которые никто никогда не рассказывал».
В одной из главных сцен фильма Кесьлёвского «Двойная жизнь Вероники» героиня, наконец встретившая незнакомца, которого так долго искала, не зная, с чего начать этот главный разговор, вытряхивает содержимое своей сумочки на кровать, а затем берет предмет за предметом и рассказывает про каждый из них. Нечто похожее делают и авторы «Истории старой квартиры». Вместо масштабных полотен они начинают с подробного перечисления картонок, крышечек от кефира, примусов и елочных игрушек, и из этого рождается масштабное полотно не только жизни одной семьи, но и двадцатого века огромной страны.
«Я надеюсь, что эта книга поможет родителям и детям говорить друг с другом об истории семьи, а еще для меня это был повод подумать о том, зачем мы рассказываем детям и что. <...> Мы очень старались достоверно воспроизвести повседневность, и тут большое спасибо Историчке, которая стала для меня прямо вторым домом, разным научным трудам, воспоминаниям, консультантам и так далее. Все ошибки исключительно наши, увы, без них не обходится, но, мне кажется, дух времени нам удалось передать.
То, что история происходит не где-то там, а с тобой и твоей семьей прямо у тебя в квартире, - это, мне кажется, основная мысль книги. <...> Для нас по возможности точное воспроизведение прошлого - и в рисунке, и в слове - было с самого начала задачей, которая, с одной стороны, невыполнима, с другой стороны - главная. Поэтому в какой-то момент мы пришли к идее художественных кусочков с рассказчиком-ребенком. Никто не лжет так, как очевидец, недаром историки не любят мемуаристов. Тут мы использовали прием ненадежного рассказчика, потому что ребенок замечает больше, чем взрослые, но не все ему понятно, а чаще всего взрослые стараются что-то от него спрятать. Ребенок легко поддается влиянию пропаганды, это тоже для нас было важно, что взгляд во многом не критический...» (Александра Литвина, автор).
Отдельно хочется сказать про выбор имен (и тут тоже на ум приходят вершины: набоковский список одноклассников Лолиты) и точность реплик:
«- Никифоровна пошла открывать и только громко охнула, а из прихожей прямо в гостиную - в бурках, в шинели - вошёл папа! (1914)
Николка всё кашляет, третий день у него жар. Мама побежала на Самотёку, позвать врача - извозчика не нашла, трамваи не ходят. Пришёл доктор Игнатов, старый папин товарищ. Покачал головой: “Пневмония. Но рекомендовать нашу больницу вам не могу - хаос и неразбериха. В палатах - сыпняк. А у сиделок каждый день, изволите ли видеть, то собрания, то митинги”. (1919)
Ну и буза была сегодня! Пошёл я на кухню, посмотреть, нет ли чего пошамать. А мамка там бельё стирала, заругалась: “Чего без дела шляешься? Садись с Тонькой задачки решать!” Только тут мадам комиссарша на кухню выплыла и давай на докторшу, Ленниколавну, орать: мол, та её новёшенькие шёлковые чулки своим примусом сожгла. А не вешай свои чулки над чужими примусами! (1927)
По коридору прошло сразу несколько пар сапог. Нет, всётаки не телеграмма. Наверно, товарищи по работе? Федя плакал всё громче, наконец тётя Маруся взяла его на руки, и он затих. За стеной, у Орликов, чтото упало и разбилось. А потом я уснула. Утро было самое обычное, но все почемуто притихли. За завтраком я не доела кашу, но мама мне ничего не сказала. Дедушка с папой не стали спорить, кто первым будет читать газету. (1937)»
Годы идут. Цифры меняются местами. Вот уже детский дневник 1973-го:
«На свадьбу половина их курса пришла, и вся Танина родня приехала из посёлка Безбожник. Стол расставили через две комнаты, табуретки с кухни принесли, у соседей стулья и тарелки выпросили. С одного края стола гармонист наяривает, с другого - Элвис Пресли “на костях”! А дядя Фридрих со своими друзьями пошёл покурить на лестницу. И я за ними потихоньку, ведь если заметят - прогонят: “Не для твоих ушей”. Фридрих пока у нас живёт, потому что хочет уехать. Насовсем. За границу. А его не выпускают. Только об этом говорить нельзя. И про то, что он на машинке под копирку печатает, тоже нельзя...»
На полях рисунки: машинка «Эрика», тарелка плова, пластиковые пупсы, портреты Сахарова и Солженицына, билеты на Таганку, пылесос «Сатурн» и «17 мгновений весны» по телевизору.
А в давно уже коммунальной квартире жизнь идет дальше своим чередом. Гена и Таня вернулись из Юрмалы, сосед отдыхает после ночной смены, а Гуля и Равиль прыгают по кроватям...
«Это беспрецедентный “замах” на аудиторию и на смыслы: рассказать историю России за последние сто лет так, чтобы она была понятна взрослым и детям, не искажена, не переписана “под власть”, максимально нейтрально - а только так и можно говорить об истории - и в то же время по-человечески трогательно. Это - история глазами детей, которые еще маленькие и могут быть только ее свидетелями, а часто становятся основными ее жертвами, но наивность и отсутствие страха (по незнанию) помогают им выживать и сохранять веру в лучшее там, где взрослые ломаются. Это - отличный пример того, как правдиво и последовательно рассказывать детям, которые должны готовиться стать создателями, вершителями истории, о прошлом - тактично, доказательно, так, чтобы они обязательно поняли, что абсолютной правды в истории нет, но есть закон и наивысшая ценность, которая должна оставаться мерилом всех поступков, - жизнь и достоинство человека» (Ирина Балахонова, главный редактор издательства «Самокат»).
Сегодня запрос на историческую достоверность предельно обострен. Но это должна быть правда с именами и лицами. Недаром именно сейчас мы - свидетели невероятной истории Дениса Карагодина, чьими усилиями ахматовское «хотелось бы всех поименно назвать» вдруг получает иное звучание. Это не только «Возвращение имен», где посмертно кухарка соседствует с маршалом. Это имена и тех, чьими руками это соседство было обеспечено. Государство впервые оказывается не неодушевленной машиной, а людьми, сделавшими невозможное с другими людьми. Сам лексический набор, описывающий это, устарел: слово «репрессии» уже ничего не значит, тогда как список имен как факт и жанр значит очень много.
Много лет назад, когда наша семья переехала в старую квартиру на Большой Садовой, наши родители затеяли ремонт и стали отдирать старые обои. Под ними вскоре обнаружились газеты, которыми была обклеена вся комната, со сводками с фронтов Первой мировой. (Дом как раз и был 1914 года постройки.) Это мучительное и в то же время захватывающее чувство ощущения себя современником по мере отдирания накрепко склеенных годами замалчивания, манипуляций и просто забвения слоев исторической памяти и есть главный внутренний двигатель этой книги. «История старой квартиры», я уверена, - важное событие не только ярмарки non / fiction . Этой детской книге обещано большое будущее.
А если так, то, может быть, и ее читателям?
Александра Литвина, Анна Десницкая. История старой квартиры. - М.: Самокат, 2017. 56 с., илл.
Александра Литвина – автор текста «Истории старой квартиры». Книги, которая рассказывает и показывает жизнь нескольких поколений семьи Муромцевых, на протяжении ста лет живущих в одной квартире. «История старой квартиры» - не только про конкретную семью - на ее примере авторы разворачивают картину жизни нашей страны в ХХ веке. Выставка по «Старой квартире» проходит в «Мемориале» до 10 октября.
- Как проходила работа над книгой? Довольны ли вы результатом?
Да, мы с Анной Десницкой, художницей, довольны результатом. В целом мы не сильно отошли от того, как все представлялось в самом начале, но результат даже превзошел то, что мы планировали.
Книжка получилась благодаря Аниной железной воле и четкому видению того, в какие сроки мы должны уложиться. До сих пор не верится, что мы эту книжку сделали за полтора года. Понятно, что мы к ней всю жизнь шли и использовали ресурсы и наработки, которые к тому моменту были, но все равно это очень небольшой срок для такой работы. При этом в отличие от многих книжных иллюстраторов, которые могут работать только если редактор или автор, или еще кто-то пришлет им семнадцать тысяч образцов, Аня сама очень много ищет. Она обращалась ко мне только когда заходила в тупик.
Мы с самого начала решили, какие будут истории, но иногда получалось не совсем так, как мы задумали. Например, на картинке про 1941 год герои сидят у елочки. Сначала мы думали рассказать о письме, которое герои получили от Николая: какое-то время о нем ничего не было известно, он был в госпитале. И вот под Новый год приходит от него весточка, и они ее читают около елки. Но когда я приступила к тексту (а к тому времени иллюстрация уже была готова), мне захотелось рассказать немного о другом: о чем Тома могла бы написать отцу на фронт, тем более, именно об этом было много писем и других источников. Так что в нашей книге визуальный и текстовый нарратив местами идут не совсем параллельно, каждый рассказывает немного свою историю. Визуальный нарратив более гибкий, он настолько насыщен, что сообщает не только о персонажах на переднем плане, но еще много всего другого и, конечно, происходящее гораздо шире, чем то, что может увидеть и передать ребенок-рассказчик в тексте.
Бывали случаи, когда мы не сразу могли найти нужный материал, потому что в определенные периоды повседневная жизнь не освещалась советской прессой или кинематографом, а наоборот, вытеснялась, и если быт и попадал в поле внимания, то в очень облагороженном или искривленном виде.
Например, Ане надо было изобразить тапочки, которые носили в 1937 году. Не все ходили в это время дома в тапочках – потому что это коммунальная квартира, и вообще граница между улицей и домом, которая сейчас у нас довольно четкая, раньше была совсем другая. Часто на фотографиях того времени, сделанных в интерьере, люди в туфлях, уличных ботинках или галошах (их можно было снять в общем коридоре, а если совсем напряженные отношения с соседями, у себя в комнате), но были и тапочки.
И вот я спрашиваю информантов: «До войны вы ходили дома в тапочках?» «Ну да, ходили». «А какие это были тапочки?» «Ну кто же их помнит?!» Конечно, для ребенка это совсем неинтересная тема. Если про что-то другое бытовое он может рассказать, то про это точно нет. И тут большую помощь нам оказал журнал «Крокодил». Его статьи – это как раз та область низового, бытового, когда все должно быть нарисовано довольно жизнеподобно. «Крокодил» долго держался этой стилистики и только, наверное, в 1960-х повеяло новым ветром – перестали изображать все так подробно, условность пришла и к ним.
Тапочки меня не отпускали и после окончания работы над книгой, видимо,я сомневалась, все ли с ними так. И тут мне попался на глаза плакат конца 1920-х о том, что многие комсомольцы неправильно понимают роль женщины. Они считают, что женщина должна стирать, готовить, а на самом деле ее место у станка, на производстве, и одна из изображенных на этом плакате женщин, занятых домашней работой, как раз в очень правильных тапочках.
И было понятно, что художник эти тапочки где-то подглядел – он же не рисовал домашние туфли. Поэтому за каждой мелочью в нашей книжке стоит большая работа. Мы очень старались, чтобы все было достоверно. С одной стороны, эта задача невыполнимая, а с другой, без нее совершенно невозможно.
- Какими источниками вы пользовались, работая над «Старой квартирой»?
Источники были самые разнообразные. Большую помощь оказала Историческая библиотека, там есть отдел помощи учителям (раньше, по крайней мере, был, а когда мы заканчивали работу над книгой, его начали переформировывать). Очень поддерживал нас директор библиотеки - Михаил Дмитриевич Афанасьев, большой друг исторической книги.
- Вы и до этого там работали?
Да, до этого я ходила туда как редактор издательства «Пешком в историю», и меня уже знали. Если была возможность, материалы я заказывала онлайн, ходила в Историческую библиотеку как на работу, по крайней мере, раз в неделю. Просматривала там модные и разные другие журналы, исследования, сборники - материал огромный. Как говорил Ньютон, что выбрасывает тебе на берег волна, то ты подхватываешь и исследуешь.
Аня смотрела много фильмов – в них можно увидеть, как человек двигается в этой одежде, потому что фотографии не дают полного впечатления. Я читала много детских довоенных журналов и газет - «Пионерскую правду», «Пионер», «Костер» - и это тоже большая помощь, и стилистическая, в том числе. Я старалась, чтобы в тексте тоже были приметы времени - какие-то характерные словечки или манера выражаться, чтобы не только рисунки отражали эпоху, но мы ни в коем случае не ставили перед собой цель сделать стопроцентную стилизацию - это ведь детская книга.
- Какие открытия произошли у вас во время подготовки книги?
Очень интересно и поучительно было читать детскую довоенную литературу и журналы. Многое из этого было и в нашем детстве – например, Кассиль. Вот это сочетание несочетаемого, когда в номере журнала «Пионер» за 1937 год после людоедской передовицы идут шахматные задачки, статья, как вырастить комнатные цветы, какая-нибудь повесть Кассиля, затем «Вся наша семья значкисты» (о том, как сдают нормы ПВХО ). Был номер женского журнала, в котором рассказывалось, как Гамарник и, по-моему, Ворошилов встречаются с женами командования.
Статья сопровождалась небольшими черно-белыми фотографиями этих женщин, красивых, хорошо одетых, которые рассказывали, чего они добились, как улучшают быт военнослужащих, как проводят занятия… У Егорова была очень красивая жена. А ты знаешь, что через полгода Гамарник застрелился, и понимаешь, что случилось с Егоровым и его женой. Практически все они исчезли.
Полиграфическое качество фотографий в прессе 30-х, кстати, печальное. До года «великого перелома» качество было прекрасное, почти как в дореволюционных журналах, а тут все одновременно поехало. С одной стороны, текст стал виден на просвет, а с другой, чтобы фотографии и виньетки хоть как-то читались, они сильно заретушированы (поэтому их сложно сканировать). Возможно, считалось, что на просвет что-то такое видно, как с пионерским значком (если его перевернуть, можно увидеть профиль Троцкого)… Видимо, к тому времени людей, которые переворачивают по-всякому значки и смотрят на просвет газеты, стало еще больше.
- Кто были ваши информанты?
Прежде всего, члены наших семей, знакомые, друзья.
- А сколько лет было самым старшим?
Самых старших было двое… нет, даже больше. Правда, с самой старшей мы работали не напрямую, а опосредованно, - это была дочь философа Шпета, Марина Густавовна Шторх. Внучки спрашивали у нее, а потом нам передали ее описание того, как была устроена коммунальная кухня в 1920-е годы. Моя свекровь 1932 года рождения, брат моего отца еще старше, я спрашивала у них обо всем - не только про то, как было до войны. Когда мы с Аней определили даты, вокруг которых строится рассказ в книге, стало проще. Спрашиваешь: «Что вы делали 9 мая 1945 года? А что 12 апреля 1961 года? Участвовали? Выходили? Помните?» Но люди рассказывают то, о чем хотят, – и три четверти из этого не подходит для детской книжки, по крайней мере, для той, которую мы придумали. Вы же не спрашиваете, как в «Колобке»: «Так, а кто были бабушка и дедушка, которые испекли колобок? Как получилось, что у них не оказалось муки? А что было потом?» Поэтому приходилось спрашивать во все стороны.
- А с какими трудностями вы столкнулись?
Многое в семейной истории утрачено, потому что родители (теперь уже бабушки и прабабушки) были из так называемого «молчащего поколения» и почти ничего не рассказывали своим детям – то же самое было в послевоенной Германии. Например, когда мы собирались с моими двоюродными сестрами и вспоминали, что именно нам бабушка рассказывала о своем прошлом, то выяснилось, что чем младше была внучка, тем больше была область разрешенного. Детям она говорила, что училась в церковно-приходской школе, детям своих детей – что еще и в гимназии. Думаю, так было во многих семьях.
Аня предложила сделать разворот про войну. Мы захотели дать голос тем, кто не вернулся. И для Ани это было мучительно, и для меня. На втором развороте нашей книги убитые рассказывают о себе. Тут мы написали про Минск и родителей Нюмы Штейна, которые там погибли. А потом я эту тему обсуждала с папой, и выяснилось, что мама его отца, его бабушка, жила в это время под Минском, в воинской части - ее дочь вышла замуж за военного, и во время бомбежки Минска она была ранена, а бабушка убита. Мой папа эту свою бабушку не знал и нам про это не рассказывал, фотографий ее у нас не было - такие истории могут быть в каждой семье. Пока еще есть возможность что-то выяснить, не стоит ее упускать.
Мы разговаривали на встрече с читательницами-мамами про детские книги об истории, какими разными могут быть и книги, и способы рассказа и одна из мам говорит: «Я хочу поговорить с ребенком о революции, но не знаю как. Не знаю, что правда, а что неправда». Тут сложно что-то посоветовать, и я ей сказала: «Вы можете рассказать то, что точно знаете – историю вашей семьи». Она говорит: «С одной стороны у нас дворяне, которые от революции пострадали, с другой, крестьяне, которых раскулачили. Нам революция ничего хорошего не принесла. Но я же не могу так сказать, это будет необъективно».
И я вспомнила как Лев Успенский в «Записках старого петербуржца» рассказывал, как его водили гулять куда-то посмотреть на паровозы, мимо тюрьмы и казармы. И он няню спросил, что это за здание с решетками. Видимо, это было после 1905 года. И няня сказала, что это тюрьма, там сидят нехорошие люди, разбойники, бандиты, воры… С одной стороны, он этим ответом удовлетворился, но потом, гуляя с мамой по тем же местам, снова спросил: «Мама, а что это такое?» И мама, не задумываясь, сказала: «Знаешь, нашей страной правит царь-вампир, а тут сидят люди, которые хотят, чтобы всем было хорошо». Маленький Лева принял два эти взаимоисключающих объяснения, и как-то начал от них отстраиваться. Совсем не все мамы говорят с детьми с такой уверенностью, как мама Левы Успенского, они не знают, как рассказать ребенку о том, что у них самих вызывает много вопросов. Тем более что ребенок до определенного возраста думает, что мама все знает.
© Издательский дом «Самокат»
Для нас с Аней истории в «Старой квартире» - очень личные, хотя мы почти не использовали напрямую наши семейные истории. Нам хочется, чтобы люди взяли в руки нашу книгу и нашли о чем поговорить с ребенком, пока он еще интересуется, а мама помнит и знает. «Бабушка была маленькой, дедушка был маленьким, и все совсем было по-другому». Разговор о прошлом сложный, но не обязательно сразу говорить о революции, Большом терроре или о войне. Конечно, были и есть темы, о которых родители не потому не говорят с детьми, что они политически неудобны, а потому что не могут говорить о них не то что без гнева и пристрастия, а вообще без внутренней боли, им это тяжело и невозможно.
Например, если их близкие, их родители погибли на войне или были репрессированы. Но есть темы простые, о которых всегда можно поговорить: какой у нас был радиоприемник, какое у мамы было платье, что мы ели на завтрак, как мы ходили в школу и чему нас там учили… Вроде бы предметы быта - безопасный мостик к серьезному разговору, но в них есть подвох. Это тоже очень сложный вопрос – насколько мы можем доверять этим свидетельствам вещей. Например, радиоприемник - недешевая вещь, и если он был в городской семье, это не значит, что был он и в деревне, и то, что у каждого ребенка в одной образцовой московской школе была своя вилка и ложка, а еще врач-диетолог, - это не значит, что в деревне у каждого был карандаш и на чем писать. Мама мне рассказывала, как в послевоенные годы ее брат пошел в школу в ее платье - ничего другого не было, и вот платье перешили. Какая там школьная форма!
- Что стало для вас уроком или открытием во время подготовки этого издания?
Во-первых, как мы мало знаем даже об истории своей семьи, я уж не говорю об истории ХХ века – не знаем то, что совсем рядом, что было недавно.
Во-вторых, главным уроком для меня, наверное, стало то, зачем мы все это рассказываем, зачем вообще существует в мире семейные легенды, частная история, которая передается из поколения в поколение, это совсем не про то, что: «Я пошла купить кофточку, она стоила столько-то, на ней было пять пуговиц и такие-то манжеты». Нет, все семейные истории на самом деле о надежде, о чем-то светлом, о том, что хотя было плохо, но мы выжили и при этом сохранили свое достоинство, то, что нам ценно. Бывают и другие истории, но вот эти действительно нужны и очень помогают. И наша «История старой квартиры» - о надежде, преодолении, о том, что, что бы ни случилось, маринованные помидоры всегда пригодятся, жизнь побеждает, всегда есть надежда.
Мы рассказываем истории для того, чтобы у нашего читателя был внутренний ресурс, осознание себя. И поэтому книги для детей об истории ХХ века, которые появляются сейчас – о чем бы они не рассказывали – на самом деле рассказывают про то, как ребенку дать возможность отстоять свое достоинство, сохранить личность в ситуации большого внешнего давления и беспомощности. Мы хотим дать голос тем, кто ушел от нас, кто сгинул в одной из мясорубок ХХ века. Когда представляешь, сколько людей погибло… Для меня мучительно было читать детские журналы конца 1930-х и «Пионерскую правду» - там столько фотографий: этот ребенок живет здесь, а этот - тут, и ты думаешь: «Так, фронт там прошел, а что стало с этими детьми? А кто из них к 1945 году остался в живых?» Ты понимаешь, какое количество взрослых так и не выросло из этих детей. А что стало с их родителями, бабушками-дедушками?.. Эта книга дала нам возможность еще раз важные вещи понять.
И конечно, важность семейного тепла и преемственности. Думаю, для Ани это было особенно важно. Когда вышла наша книга, была такая журнальная фотосессия семьи Ани. Попросили позвать всех представителей семьи – вот Анина бабушка, ее мама, Аня, вот ее дети. Они объединены не только внешним сходством, но и тонкими нитями общих воспоминаний, историй, культурными традициями, которые мы тоже передаем друг другу.
Вещи не лгут. Пост ностальгии и воспоминаний. Александра Литвина, Анна Десницкая "История старой квартиры"
Недетский разговор про историю нашей страны. Через маленькие трагедии и радости обычных людей. Через вещи, забытые на пыльных антресолях.
Каждая страница - это целая эпоха, со своими маленькими радостям и печалями, и главным персонажем этой книги является время.
Большая просторная квартира московского доктора. 12 октября 1902 года. Новая квартира пахнет свежей краской клейстером и воском. Московская семья Муромцевых устраиваетяс в новой квартире.
Нас всех наверное ждет много счастья
Но мы уже знаем что будет - будет 1914, и глава семейства станет военным врачом на фронте, революция превратит уютную квартиру в коммуналку, из которой в 37 начнут по ночам исчезать соседи, а еще через пару лет окна квартиры перечеркнут крест–накрест белые полосы, и будет новый год 1941 года в опустевшей квартире и будет Победа, и Гагарин...
Каждая эпоха. Каждый жилец оставяляет свой след в этой квартире и вот уже это не коммуналка, а московское кафе "Старая квартира" где празднуют 92 года Бабмуси
Но пока маленькая девочка Маруся Муромцева радуется подаркам. И папа вернулся с фронта. И следующий год будет просто замечательным, ведь по другому просто не может быть.
...и нас всех, наверное, ждет много счастья
Под Новый год в издательстве детской литературы "Самокат" вышла книга "История старой квартиры". Зачем говорить с детьми об истории страны, в том числе и о далеко не приглядных ее страницах, говорим с иллюстратором Анной Десницкой и автором книги Александрой Литвиной
От авторов:
Говорят, что прошлое - чужая страна. Но так ли это? Ведь прошлое - повсюду, оно никуда не исчезает. Многие вещи в наших домах хранят историю семьи. А через историю семьи - историю страны. Каждый ребёнок однажды задаётся вопросом, кто были его дедушки и бабушки, как жили его родители, когда были маленькими, какое отношение к нему имеют люди на старых семейных фотографиях. И сами вопросы, и наши ответы на них - важный этап взросления. Рассказывая о личной и семейной истории, мы вводим детей в большой мир, объясняем им, кто мы такие. В иные времена о многих событиях и даже людях в семейной истории приходилось молчать.
Дети, давно уже ставшие взрослыми, с сожалением признаются: "мне об этом ничего не рассказывали", "о нём (о ней) никогда у нас не говорили". И сейчас порой к таким историям бывает трудно подступиться. Наша книга может подсказать вам темы для такого разговора.
В нашей книге нет секретов. На протяжении целого столетия мы были желанными гостями в квартире Муромцевых в одном из старых московских домов. В их радостях и потерях, надеждах и разочарованиях отразилась история страны. Как и у любой семьи, которой выпало жить в ХХ веке. А песни по радио, книги и одежда в шкафу, скудная или обильная еда за семейным столом - свидетели порой более правдивые, чем сами люди. Нужно только прислушаться к их рассказам. Что мы и сделали и передали читателям без утайки. Чтобы совершить путешествие в прошлое - в страну, откуда родом мы все.
1914
1937
Книга цепляет. Рассматривать ее можно бесконечно, каждый раз находя что то новое.
Обычный диван.
И диванные разговоры. Такие разные и такие одинаковые.
Иллюстратору книги - Анне Десницкой вместе с автором текстов Александрой Литвиной удалось сделать почти невозможное - практически каждый находит в ней что то родное и до боли знакомое.
Когда некоторые на полном серьезе говорят о необходимости мифов в истории, когда истории пытаются заменить очередной непонятной идеологией, а учебники истории переписываются «по новым стандартам» каждые десять лет, хочется, чтобы была сохранилась альтернатива. Не потому, что именно она нас не устраивает, а потому, что как–то все слишком часто меняется, и последние сто лет – совсем не в нашу пользу. Заучивая даты и фамилии из учебников, попадаешь в пространство Большой истории, которая всегда делается чужими руками – и чужими жизнями, и легко узнается по словам: влияние, расширение территории, борьба с врагом, защита национальных интересов.
Эта книжка – из тех, особенных, что хочется читать без спешки и в тишине. Я долго ждала тихого вечера, чтобы уложить ребенка, сделать себе чашку чаю и сесть за чтение.
И вот наконец такой вечер наступил. Очнулась я за полночь. Книжка дочитана. Но ее не хочется выпускать из рук. Поэтому – давайте рассматривать вместе!
И начнем с форзацев. Изучая их, можно надолго зависнуть, разбирая почерки, читая передовицы газет, вглядываясь в лица с черно-белых фотоснимков.
Эта книга напоминает одновременно и иллюстрированный учебник истории, и семейный фотоальбом, и домашний архив со старыми документами, открытками и телеграммами, и графический мини-роман о жизни нескольких поколений семьи, что когда-то въехала в еще совсем не старую квартиру…
О квартире
Начинается книжка с того, что в 1902-м году на новую квартиру переезжает семейство Муромцевых. Квартира вместительная, просторная, светлая, есть место и для кухарки с горничной, и для няни, и для незамужней пожилой тетушки. Идиллия! Вот вносят мебель, вешают картины, расставляют книги в кабинете главы семьи, он – врач.
А потом мы листаем страницы и наблюдаем за жизнью нескольких поколений этой семьи. От 1902-го – к 2002-му году. Целый век! Растут дети, стареют взрослые, свадьбы и рождения чередуются с утратами и потерями. И квартира из новой тоже постепенно становится старой.
Вот они, Муромцевы, их генеалогическому древу посвящен целый разворот. Очень полезный разворот! Читая книгу, то и дело заглядываешь сюда и смотришь, кто есть кто. Ведь время летит так быстро: не успеешь оглянуться, а девочка с косами уже превращается в степенную даму, а потом – в старушку…
И очень трогательно, что, кроме людей, в этом родословном древе присутствуют собаки с кошками… Сразу вспоминаешь своих усатых-полосатых. И правда, они как члены семьи. Куда ж без них.
О людях
Не знаю, может, это только у меня так получалось, но когда я читала эту книжку, то все время вспоминала какие-то другие очень хорошие книги. Вот начало – 1914-й год, например, Рождество. И сразу в голове столько аллюзий. И Елочка Муромцева из «Побежденных», и «Белая гвардия» с кремовыми шторами, и «Доктор Живаго» с елкой у Свентицких. Свечи на елке, снег за окном, – та самая атмосфера давно ушедшей эпохи…
А вот квартира стала коммунальной. Теперь здесь шумно, людно, суетно. И сразу вспоминается Воронья Слободка из «Золотого теленка», – наверное, самый живописный и колоритный памятник советским коммуналкам и их обитателям.
Люди здесь тоже очень живописные. Что ни человек, то памятник. Вот 20-е годы, смотрите, какие прекрасные девушки-физкультурницы, какая роскошная вагоновожатая в белых носочках.
А вот молочница, главный источник свежего молока и свежих сплетен. Давно исчезнувшая профессия. Теперь ведь молоко не в бидонах, а в супермаркете.
Вот обсуждают аресты, «врагов народа» и всеобщую бдительность…. «В нашей стране просто так никого не арестовывают». Где-то я совсем недавно читала очень похожие слова. Ах да, у Анники Тор в ее тетралогии “Остров в море”: «Не сажают же людей в тюрьму просто так?» Только там в тюрьму сажали людей фашисты, а тут – коммунисты… Найдите пять отличий, как говорится…
Но вот те страшные годы канули в Лету, на дворе – мирные 60-е, и студент-геолог Боря собирается в поход. Будет сидеть у костра и песни петь под гитару. А какой у него фонарик! А какой термос! У нас дома такой же термос был, с розами. А потом разбился. Одной «исторической» вещью стало меньше.
О стране
Старая квартира – это самый главный герой книги. И правда, сколько историй могли бы рассказать старые дома, если бы умели говорить. Но и без слов ясно многое. Вот гостиная. Когда-то, в 1902-м году, главное место здесь занимал рояль. А теперь – печка-буржуйка. Потому что на дворе уже 1919-й год – разруха, карточки, уплотнение…
А вот год 1937-й. Время черных воронков и сфабрикованных обвинений… Старая квартира тоже не остается в стороне. Тома Муромцева слышит, как к соседям ночью пришли… Маленькая, она еще ничего не понимает. Думает – может быть, почтальон с молнией. Или товарищи по работе. Но это совсем другие товарищи…
Нет, пойдемте лучше в 1945-й год. Война закончилась. Жизнь продолжается. На этой иллюстрации меня очень радует кошка с котятами. У них тоже жизнь. Всюду жизнь.
О вещах
Вещи – тоже символы эпохи. В каждом десятилетии свои. Слоники на спинке дивана. Ватные елочные игрушки. Пластинки «на костях». Кисет с табаком. Куклы Барби и лего-человечки. Плакат Цоя на стене. Перья и чернила. Целлулоидные пупсы. Лифчики и резинки для чулок вместо привычных теперь детских колготок.
Вот продуктовые карточки 1919-го года. Что может быть красноречивее. Время, когда нельзя купить вдоволь хлеба, уже по умолчанию не назовешь благополучным, даже если больше ничего не знаешь о нем.
А что лучше всего расскажет о войне? Треугольничек письма? Заклеенные крест-накрест окна? Уродливые тяжелые снаряды в руках хрупких девушек на заводе? Или посылка, которую семья отсылала своему солдату в действующую армию?
Нет, лучше поговорим о мирных вещах…. К примеру, примус. Увековеченный Булгаковым в бессмертной фразе кота Бегемота. Смотришь на это приспособление и как-то с трудом представляешь, как на нем можно было приготовить обед…
А вот стиральная доска. Я помню этот девайс, он был у нас дома и, кажется, даже использовался. И бак для кипячения белья я помню, и деревянные щипцы, которыми это белье доставалось. Правда, сейчас всех этих раритетов в доме уже не найти. Куда делись? Неведомо.
А вот 1987-й год. И тут уже я – ура, ура – вижу хорошо знакомые реалии. Вот эта девочка – почти как я. Я точно в такой школьной форме, и с такими же “хвостиками”, ходила в 1987-м году во второй класс. И вот там, на заднем плане, на столе, видите, красная банка в белый горошек, с надписью «крупа»? Мы до сих пор точно такими же банками пользуемся. Они бессмертные, на века!
Изучаем историю – через быт
«История старой квартиры» – это большая и красивая иллюстрация к целому веку. Это учебник истории, в котором очень мало дат и очень много картинок.
Посуда, игрушки, мебель, одежда, – все это рассказывает о жизни страны не меньше, чем факты политики и экономики. Впрочем, факты в этой книжке тоже есть. Ровно столько, сколько уместится на разворот.
Эту книгу одинаково интересно рассматривать и тем, кто жил в советские времена, и тем, кто уже не застал «союз нерушимый республик свободных»…
А для самых юных читателей (6+) в книге есть задания. Нужно рассматривать странички и находить предметы на них. А потом, что еще интереснее, можно уже по собственному дому вот так же пройтись и поискать что-то старое, прабабушкино или прадедушкино, например…
Читайте. Листайте. Вспоминайте. Узнавайте. Эта книга – настоящее путешествие в мир прошлого, в историю страны, которой уже нет, и в историю собственной семьи каждого читателя… Бумажная машина времени, тихо шуршащая страничками…
Староновогодний пост ностальгии и воспоминаний
Александра Литвина, Анна Десницкая
История старой квартиры
Недетский разговор про историю нашей страны. Через маленькие трагедии и радости обычных людей. Через вещи, забытые на пыльных антресолях.
Каждая страница - это целая эпоха, со своими маленькими радостям и печалями, и главным персонажем этой книги является время.
Большая просторная квартира московского доктора. 12 октября 1902 года.
Новая квартира пахнет свежей краской клейстером и воском. Московская семья Муромцевых устраиваетяс в новой квартире.
... нас всех наверное ждет много счастья
Но мы уже знаем что будет - будет 1914, и глава семейства станет военным врачом на фронте, революция превратит уютную квартиру в коммуналку, из которой в 37 начнут по ночам исчезать соседи, а еще через пару лет окна квартиры перечеркнут крест–накрест белые полосы, и будет новый год 1941 года в опустевшей квартире и будет Победа, и Гагарин...
Каждая эпоха. Каждый жилец оставяляет свой след в этой квартире и вот уже это не коммуналка, а московское кафе "Старая квартира" где празднуют 92 года Бабмуси
Но пока маленькая девочка Маруся Муромцева радуется подаркам. И папа вернулся с фронта. И следующий год будет просто замечательным, ведь по другому просто не может быть.
...и нас всех, наверное, ждет много счастья
Под Новый год в издательстве детской литературы "Самокат " вышла книга "История старой квартиры". Зачем говорить с детьми об истории страны, в том числе и о далеко не приглядных ее страницах, говорим с иллюстратором Анной Десницкой и автором книги Александрой Литвиной
От авторов:
Говорят, что прошлое - чужая страна. Но так ли это? Ведь прошлое - повсюду, оно никуда не исчезает. Многие вещи в наших домах хранят историю семьи. А через историю семьи - историю страны. Каждый ребёнок однажды задаётся вопросом, кто были его дедушки и бабушки, как жили его родители, когда были маленькими, какое отношение к нему имеют люди на старых семейных фотографиях. И сами вопросы, и наши ответы на них - важный этап взросления. Рассказывая о личной и семейной истории, мы вводим детей в большой мир, объясняем им, кто мы такие. В иные времена о многих событиях и даже людях в семейной истории приходилось молчать.
Дети, давно уже ставшие взрослыми, с сожалением признаются: "мне об этом ничего не рассказывали", "о нём (о ней) никогда у нас не говорили". И сейчас порой к таким историям бывает трудно подступиться. Наша книга может подсказать вам темы для такого разговора.
В нашей книге нет секретов. На протяжении целого столетия мы были желанными гостями в квартире Муромцевых в одном из старых московских домов. В их радостях и потерях, надеждах и разочарованиях отразилась история страны. Как и у любой семьи, которой выпало жить в ХХ веке. А песни по радио, книги и одежда в шкафу, скудная или обильная еда за семейным столом - свидетели порой более правдивые, чем сами люди. Нужно только прислушаться к их рассказам. Что мы и сделали и передали читателям без утайки. Чтобы совершить путешествие в прошлое - в страну, откуда родом мы все.
Книга цепляет. Рассматривать ее можно бесконечно, каждый раз находя что то новое.
Обычный диван.
И диванные разговоры. Такие разные и такие одинаковые.
Иллюстратору книги - Анне Десницкой
вместе с автором текстов Александрой Литвиной
удалось
сделать почти невозможное - практически каждый находит в ней что то родное и до боли знакомое.
Когда министр образования на полном серьезе говорит о необходимости мифов в истории, когда истории пытаются заменить очередной государственной идеологией, а учебники истории переписываются «по новым стандартам» каждые десять лет, хочется, чтобы была сохранилась альтернатива. Не потому, что именно она нас не устраивает, а потому, что как–то все слишком часто меняется, и последние сто лет – совсем не в нашу пользу. Заучивая даты и фамилии из учебников, попадаешь в пространство Большой истории, которая всегда делается чужими руками – и чужими жизнями, и легко узнается по словам: влияние, расширение территории, борьба с врагом, защита национальных интересов.
После прочтения Квартиры с полок достаются семейные альбомы. На фонтанке есть отличное интервью с создателями книги - работа над ней шла полтора года, и это будет посильнее Фауста Гете.
Старый Новый год лучшее время вытащить пыльные семейные альбомы и рассказать мелким
о том кем были, поговорить о том чему ни один учебник истории не сможет научить. Может попробуем?
Пост объявляется староновогодним - доставайте свои семейные реликвии, делитесь историями.
