Промышленный переворот.

В течение XIX в. промышленный переворот, знаменовавший собой торжество новой, индустриальной цивилизации, завершился в большинстве стран Европы (включая Россию), а также в США. Во второй половине XIX в. индустриализация начинается и в ряде стран Востока, прежде всего в Японии.

Этот особый этап в развитии цивилизационного процесса связан в первую очередь с широким внедрением в производство машин и вытеснением ими ручного труда. Уровень развития машинной индустрии определяет экономическое благополучие общества, его военный потенциал, международный статус. Для аграрных доиндустриальных цивилизаций было характерно перенимание производственного опыта предшествующих поколений при практически неизменном наборе традиционных орудий труда. А в основе индустриальной цивилизации лежит динамика, постоянный технический прогресс, диктуемый необходимостью непрерывного технологического обновления. Темп изменений становится беспрецедентно быстрым.

Такая скорость обеспечивается тесным союзом машинной индустрии и науки во имя конкретных практических целей. В период промышленного переворота подобный союз сложился в Англии, где он создал неслыханные доселе возможности для наращивания производства и удовлетворения материальных нужд общества. В ту эпоху верили, что промышленная цивилизация покончит с зависимостью человека от природы, устранит постоянную угрозу неурожаев, голода, эпидемий, стихийных бедствий.

Однако в условиях новой цивилизации возникали и неизвестные ранее проблемы. Так, английский экономист Т. Мальтус в книге «Опыт о принципе народонаселения» (1798) писал, что резкое повышение уровня жизни ведет к снижению смертности и росту рождаемости, причем прирост населения по темпам заметно обгоняет развитие экономики. В результате, предрекал ученый, человечество обречено на голод и вымирание. Чтобы избежать этого, необходимо было, по его мнению, искусственно ограничить рождаемость, особенно среди низших классов.

Другой видный английский экономист, Д. Рикардо (1772--1823), полагал, что экономический рост и производящие силы природы ограничены неизменным количеством земли. Никакие капиталовложения, никакое усовершенствование орудий труда не могут ничего изменить.

Пессимистические прогнозы Мальтуса и Рикардо относились ко времени становления индустриальной цивилизации. В ту пору земля действительно представлялась единственным средством получения пропитания и сырья, а главными источниками энергии считались уголь и древесина, запасы которых были огромны, но не беспредельны. Поэтому мысль об ограниченном, временном характере прогресса тревожила многие умы.

Однако человечество нашло новые возможности для развития, предвидеть которые на заре индустриальной цивилизации, естественно, никто не мог.

К концу XIX в. резко возросло значение нефтяной промышленности, а освоение электрической энергии создало новую энергетическую базу. Тогда же был изобретен и двигатель внутреннего сгорания, в дальнейшем совершивший подлинный переворот в транспорте, сельском хозяйстве и военной технике. В промышленности начали использоваться новые материалы. Изобретение новых способов получения стали открыло огромные возможности для увеличения мощности и эффективности машин; ее выплавка уже в 1870-е гг. становится важнейшим показателем промышленного потенциала страны. С развитием химии возникла химическая отрасль промышленности, что позволило создавать новые красители, искусственные удобрения, синтетические материалы, взрывчатые вещества и пр.

Начавшийся на рубеже XIX--XX вв. переход от использования органических веществ к минералам создал прочную базу для дальнейшего развития промышленного производства.

Тогда же, на рубеже веков, были сделаны открытия и изобретения, полностью изменившие облик цивилизации: электрическое освещение, радио, телефон, телеграф, воздухоплавание, автомобиль, кинематограф и пр. Полностью преобразились быт и труд человека, развитие транспорта и систем связи изменили его представления о расстояниях, способствовали восприятию мира как единого взаимосвязанного целого (этому помогало и постоянное расширение потока информации).

Машины принципиально изменили характер труда и роль человека в производстве. Правда, многие отмечали, что механизация труда ведет к превращению работника в придаток машины, безличное существо, «винтик». Но время средневековых мастеров, которые любовно и неторопливо создавали штучные изделия, несущие на себе печать их индивидуальности, безвозвратно уходило в прошлое. Преимущества, которые нес человечеству технический и научный прогресс, явно перевешивали издержки, свойственные любым новациям.

Иной стала и структура производства, его организация. Новые условия требовали значительной концентрации производства и капиталов. В последние десятилетия XIX в. наряду с сохранением свободной конкуренции многие мелкие и средние предприятия стали сливаться с крупными компаниями. Зарождается монополистический капитализм. Формы слияния были различными: картели определяли цены и делили рынки сбыта, синдикаты создавались для совместной продажи товаров, в трестах были объединены производство и сбыт. Самыми крупными объединениями являлись концерны, как правило, находившиеся в финансовой зависимости от мощной монополистической группы.

Создание монополий позволяло централизованно управлять множеством компаний и предприятий, совершенствовать техническую базу, снижать затраты на производство, ограничивать стихию рыночной конкуренции и т. д. Но вместе с тем создание гигантских промышленных империй и концентрация финансовой власти в руках небольшой группы людей привели к возникновению монополистической олигархии, которая стала влиять на политику страны. Поэтому уже в 1880-е гг. власти США (а затем и других стран) предпринимают меры по ограничению процесса монополизации, стремясь поставить его под контроль государства. Разумеется, решить эту проблему было непросто, отчасти она не потеряла своей актуальности и сегодня.

Таким образом, уже на начальном этапе индустриальной цивилизации обнаружились не только ее положительные, но и отрицательные черты. И все же в целом было очевидно, что эта цивилизация знаменует собой совершенно новую эпоху в истории человечества, предоставляя ему огромные возможности и одновременно налагая на него серьезную ответственность.

Пути модернизации

В XIX в., как и прежде, развитие капитализма шло неравномерно, несинхронно. Расстановка сил, состав «центра» и «периферии» постоянно менялись по мере нарастания конкурентной борьбы между державами. Сложные экономические процессы были неразрывно связаны с политической жизнью и определяли место той или иной страны в мире. При этом для ряда государств (Россия, Германия и др.) неотложной задачей оставалась ликвидация остатков феодальной системы.

Модернизация, охватившая страны Европы в XIX в., настолько часто сопровождалась революциями, что может создаться впечатление, будто они -- обязательный элемент становления капитализма. Одна только Франция после революции 1789--1794 гг. пережила в XIX в. еще три (в 1830, 1848 и 1871 гг.). Революции сотрясали также Испанию и Италию, в меньшей степени -- Германию и Австрию. Дважды революционные волны прокатывались по Европе синхронно (в 1830 и 1848 гг.). И все же опыт некоторых стран (например, скандинавских) позволяет говорить, что модернизация вполне могла быть осуществлена и эволюционным путем, без применения насилия.

В начале XIX в. важную роль в расширении сферы модернизации сыграли наполеоновские войны. Конечно, страны «периферии», ставшие частью огромной империи Наполеона, испытывали на себе все тяготы (материальные и моральные) побежденных. Но вместе с тем на них распространялся и весь комплекс буржуазных реформ, проведенных Наполеоном во Франции: отмена феодальных привилегий, секуляризация церковных земель, установление демократических свобод и гражданского равенства. Положительные результаты этих преобразований были столь значительны, что их не смог перечеркнуть даже развал империи Наполеона и восстановление независимости покоренных стран.

К концу XIX в. Германия, завершив национальное объединение (1871), делает грандиозный скачок и становится первой промышленной державой в Европе и второй в мире (после США). Заметно ускорилось после национального объединения и экономическое развитие Италии. Особенно быстро развивался север страны, но аграрный юг, где довольно долго сохранялись помещичьи хозяйства и полуфеодальные формы зависимости крестьян, тормозил движение вперед. И все-таки к концу XIX в. Италия окрепла настолько, что даже смогла принять участие в борьбе за колонии (правда, не на первых ролях).

Противоположный пример являла собой Испания, где абсолютистская монархия не желала сдавать позиции. С потерей почти всей своей гигантской колониальной империи Испания лишилась и важного источника доходов. Она оставалась полуфеодальной страной, промышленность развивалась крайне медленно. Ключевые позиции в испанской экономике оказались в руках иностранного капитала, и страна надолго превратилась в сырьевой придаток ведущих держав.

Перераспределение сил шло и в европейском «центре»: прежние лидеры вынуждены были постепенно уступать свои позиции под натиском молодых капиталистических держав, в которых индустриализация началась позднее. Но это как раз и позволяло провести ее на более высоком техническом уровне, не перестраивая прежних структур, которые, в сущности, еще не сложились. А вот, например, Англия, родина промышленного переворота, оказалась в сложном положении. Ей пришлось уступить свое первенство США, а затем и Германии. Отчаянные попытки англичан сохранить прежние темпы развития привели в конце XIX в. к тяжелым экономическим кризисам.

В целом медленно шло развитие капитализма и модернизация во Франции. Уровень концентрации производства оставался низким, в стране сохранялось множество мелких и средних предприятий. Правда, по концентрации банковского капитала Франция опережала другие страны. К концу XIX в. несколько крупных банков концентрировали в своих руках до 75% финансов страны. Финансовая верхушка быстро богатела на займах, предоставлявшихся другим государствам (в том числе и России). Но еще история Голландии наглядно показала, насколько опасен путь финансового капитализма, поэтому в конечном счете Франция решительно отказалась от него.

Индустриальная эпоха требовала постоянного обновления технической базы, и этот процесс бесконечен. Любые промедления и задержки на пути технического прогресса немедленно сказывались на уровне и темпе развития страны в целом. В принципе это понимали все, но странам, привыкшим к ведущим позициям, трудно было осознать, сколь легко эти позиции могут быть утрачены. И напротив, страны «молодого» капитализма (США, Германия, Россия) были поставлены в такие условия, что только ускоренный, «догоняющий» темп развития мог позволить им настичь передовые державы.

В результате мощного рывка Германия к концу XIX в. превратилась в передовую капиталистическую державу, главные позиции в ее экономике заняли черная металлургия, машиностроение и химическая промышленность. Несмотря на сохранявшиеся пережитки крепостничества (реформы 1850-х гг. были не во всем последовательными), в стране укреплялись помещичьи хозяйства капиталистического образца. Росли и гигантские монополистические союзы, тесно связанные с банками.

Германия тратила огромные средства на перевооружение, численность ее армии резко увеличилась. С опозданием включившись в борьбу за колонии, Германия все же успела создать свою колониальную империю (правда, довольно небольшую), одновременно развивая экономическую экспансию в Турцию, Китай, Латинскую Америку. И при этом к началу XX в. Германия оставалась полумодернизированной страной с весьма неразвитой демократией. Довольно низкий жизненный уровень немцев привел к тому, что милитаристские, шовинистические настроения, насаждаемые «сверху», охватили весьма широкие слои населения. В результате Германия стала очагом первой в истории человечества мировой войны.

К началу XX в. достаточно высокими темпами развивалась и Россия. Но все же по многим показателям она отставала от ведущих держав, что было связано с целым комплексом причин: сохранением остатков феодализма, неразвитостью демократии, силой традиционной системы ценностей, которая в новых условиях становилась тормозом прогресса и причиной пассивного отношения к модернизации значительной части населения. Победив в Отечественной войне 1812 г., Россия не оказалась под властью Франции, но и не испытала воздействия буржуазно-либеральных реформ Наполеона. Идеи Просвещения были распространены лишь среди незначительной части интеллектуалов (дворянской интеллигенции). Если в Западной Европе основным двигателем модернизации была буржуазия, то в России она вплоть до конца XIX в. была сравнительно немногочисленна, неконсолидирована и слишком зависима от государственной власти, чтобы претендовать на политическое лидерство. Правда, росло число крестьян, занимавшихся торговой и предпринимательской деятельностью, но в целом крестьянство, даже после реформы 1861 г. жившее патриархальной общиной, не могло стать сторонником модернизации.

И только в середине XIX в. в России начинается движение за преобразования. На первых порах оно ограничивалось средой разночинной интеллигенции, но постепенно умеренно-либеральные лозунги вытесняются под напором крайне радикальных тенденций. При этом движение развивается без активного участия буржуазии. В итоге споры и разногласия концентрируются не столько вокруг практических проблем модернизации, сколько в отвлеченной, чисто философской сфере. Речь шла в основном о культурном и духовном развитии страны, а вовсе не о комплексных изменениях в ее экономике, политических и общественных структурах.

Интеллектуальная элита разделилась на два лагеря: западники и славянофилы. Первых прельщал западный путь развития, вторые отстаивали самобытность, «особость» России (т. е. в сущности выступали за восточный путь развития). Западники в принципе поддерживали модернизацию (но именно как идею, а не как систему практических действий), тогда как славянофилы видели в ней насильственное вторжение чужеродных идей в самобытную русскую цивилизацию. Этот, в сущности, надуманный спор продолжался даже после того, как ряд стран Востока пошел на широкую модернизацию и при этом выяснилось, что она не только не разрушает национальную самобытность (так утверждали славянофилы), но и вообще не посягает на нее.

Постепенно радикальные тенденции в русском общественном движении усиливаются, их агрессивный характер нарастает. Среди части радикалов распространяется учение К. Маркса, из которого вычленяются наиболее одиозные положения: непримиримая классовая борьба, ликвидация частной собственности, социалистическая революция и установление диктатуры пролетариата. На базе этих идей формируется сверхрадикальное течение, которое в 1903 г. получает название большевизм. Эта группировка уже в своем зародыше была серьезной преградой на пути модернизации, так как будущие большевики объявили буржуазию (а также помещиков) своим главным «классовым врагом», подлежащим безусловному уничтожению.

Таким образом, в России к началу XX в. сложилась уникальная расстановка сил: набиравшему мощь радикализму не противостояли защитники буржуазного строя и модернизации. Русская буржуазия до 1905 г. даже не имела своей политической партии. А центральная власть относилась к модернизации весьма непоследовательно, идя лишь на те нововведения, преимущества которых были очевидны. Никаких рискованных, «сомнительных» мер царское правительство предпринимать не желало. Еще в середине XIX в. это привело к трагедии: в ходе Крымской войны (1853--1856) английский и французский десанты, высаженные в Крыму, нанесли тяжелое поражение русской армии, которая по вооружению и организации сильно уступала противникам.

Реформы 1860-х гг., начавшиеся с отмены крепостного права, были серьезным шагом вперед, но в целом не отличались глубиной и последовательностью. Полуфеодальные формы зависимости крестьян сохранялись, а крепкая традиционная община оставалась серьезным препятствием на пути проникновения в деревню буржуазных отношений. К концу XIX в. экономическое развитие России заметно ускорилось, но ни модернизация, ни тем более демократизация не были осуществлены в сколько-либо значительной мере. Промышленный переворот, по сути дела, так и не коснулся сельского хозяйства, хотя Россия, при всех успехах ее промышленности, по-прежнему оставалась преимущественно аграрной страной. Неравномерность развития, довольно типичное явление для стран «молодого» капитализма, в России сохранялась слишком долго, что стало одной из причин трагедии 1917 г.

А в другой стране «молодого» капитализма, США, постоянное совершенствование демократической системы во многом обеспечивало высокий темп модернизации. Хотя капитализм развивался в США быстрее, чем в других странах, американцам тоже пришлось бороться со своего рода традиционализмом. Он заключался прежде всего в растущем противоречии между промышленным Севером страны и ее аграрным Югом, где процветало плантационное рабство. После завоевания независимости многие американцы полагали, что рабство постепенно отомрет само собой, но в первой половине XIX в. произошло обратное: поскольку рабство становилось все более выгодным для плантаторов Юга, его сфера даже несколько расширилась. Фактически плантации были крупными капиталистическими хозяйствами, успешно работавшими на рынок, хотя на них и использовалось внеэкономическое принуждение в весьма грубой форме. По мере расширения границ США крепнувший Юг стремился распространить рабство на новые территории. Это встречало нараставшее сопротивление противников рабства, опорой которых был Север.

В 1861--1865 гг. конфликт между Севером и Югом (в Америке тех лет его назвали «неотвратимым конфликтом») вылился в кровопролитную Гражданскую войну. В ее основе помимо рабства лежал и земельный вопрос: Север выступал за его демократическое решение, а влиятельные круги Юга предпочитали и в дальнейшем укреплять крупное плантационное хозяйство, что мешало демократическому распределению земли. В результате Гражданской войны рабство было уничтожено. Югу пришлось смириться и с другими реформами центральной власти. И все же острота расовых проблем напоминала о себе еще долгие десятилетия после отмены рабства. Некоторое время сохранялся и хозяйственный консерватизм Юга: этот регион с трудом включался в промышленный переворот и процесс модернизации в целом.

Тем не менее, в последней трети XIX в. промышленное развитие США резко ускорилось. Богатейшие сырьевые ресурсы страны стали использоваться гораздо активнее, протекционистские пошлины надежно защищали американскую промышленность от иностранной конкуренции, а постоянный приток сотен тысяч иммигрантов обеспечивал растущую промышленность рабочей силой.

Бурно развивалась и научно-техническая мысль: только в 1860--1900 гг. в США было запатентовано около 700 тыс. изобретений. Среди них были электрический телеграф, телефон, лампа накаливания и многое другое. Успехам науки способствовала серьезная финансовая поддержка со стороны правительства США, которое в отличие от ряда европейских правительств мгновенно осознало значение технических новшеств. Крайне важную роль играла и демократическая система США, дающая широкий простор инициативе, творческой свободе личности, но в то же время контролирующая эти инициативу и свободу во избежание злоупотребления ими.

Именно поэтому центральное правительство решительно пресекло попытку Юга выделиться в самостоятельное государство. По этой же причине власти не препятствовали борьбе разных этнических и социальных групп (прежде всего рабочих) за свои права, но только до тех пор, пока эта борьба не начинала выходить за мирные, эволюционные рамки. В результате в США сложилось мощное и влиятельное профсоюзное движение, выражавшее интересы трудящихся и, как правило, успешно добивавшееся удовлетворения государством и предпринимателями их требований. Радикализму же не удалось пустить корни на американской почве, его стихийные вспышки властям при помощи общественности удавалось быстро гасить. Успешный диалог между властью и обществом стал одной из главных причин стремительного превращения США в сильнейшую индустриальную державу мира.

Промышленная революция знаменует собой подъем именно Современной промышленности, а не промыш-ленной деятельности как таковой. Но что понимать под термином "Современная промышленность"? Что является важнейшей чертой, отличающей ее от "древней" промышленности и от кустарного производства - ровесника самого рынка? С технологической точки зрения здесь возможны разные ответы и, продолжая наш анализ, мы вос-пользуемся некоторыми из них. Но для нашей цели прежде всего необходим ответ экономического характера.
Что касается кустарного производства то, как я уже говорил, с экономической точки зрения его трудно отделить от торговли. Ремесленник, производящий на продажу, - это торговец. Если он что-то покупает, то с целью дальнейшей перепродажи, и, таким образом, ему приходится быть торговцем. Но то, что он продает, существует в иной форме, чем было куплено, - к этому сводится все его отличие от обычного торговца. Что же касается "добавления его труда" к материалам, с которыми он работает, то ведь и обычный торговец "добавляет свой труд" (как и труд своих наемных клерков и складских рабочих) с целью продать купленное им по цене, превосходящей уплаченную, - в основном бла- годаря тому, что торговец выбирает для перепродажи время (или место), когда (и где) товар особенно нужен покупателю. Так что с экономической точки зрения между обычным торговцем и ремесленником, работающим на продажу, нет никаких различий.
Хотя философы (а иногда даже экономисты) отказыва-ются признать тождественность торговца и ремесленника, в практической жизни она не ставится под сомнение. В конце концов наиболее верное представление о характере экономической деятельности дают ее счета, ее форма учета. Между тем формы учета, принятые в промышленных и торговых фирмах, фактически одинаковы. Поэтому можно сказать, что во всех аспектах своей деятельности, отраженных в учете, промышленная фирма отождествляет себя (и отождествляется другими) с торговой.
Существует, однако, один аспект, в котором сходство между этими двумя видами деятельности ныне стало менее полным. И этот аспект, как я полагаю, как раз и дает ключ к пониманию той межи, которая разделяет оба вида промышленности. Капитал торговца, в основном, находится в оборотной форме. (Использование термина "оборотный капитал" применительно к промышленности, где он не столь очевидно соответствует функции данного вида капитала, как раз свидетельствует о том, что промышленная фирма, отдавая дань традиции, все еще воспринимает себя как торговую.) Тот или иной торговец в своей деятельности может использовать и какой-то основной капитал (контору, склад или корабль), но ведь все это - не более чем "оболочка" для товаров, на торговле которыми он специализируется. Любой используемый им основной капитал находится как бы на обочине его бизнеса.
Пока промышленность оставалась на ремесленной стадии, положение ремесленника, или кустаря, было очень похожим. Он пользовался какими-то инструментами (орудиями), но обычно они были весьма малоценными, и сердцевиной его бизнеса являлся оборот материалов. (Отметим, что это целиком вписывается в систему надомного труда, в прежние времена весьма распрост- раненную, когда необходимый капитал как бы авансируется ремесленнику торговцем-капиталистом; у ремесленника есть свои инструменты, но не они составляют главную часть используемого им капитала.) В тот момент, когда основной капитал перемещается или начинает перемещаться с обочины в центр бизнеса, начина-ется "революция" в промышленности.
До возникновения Современной промышленности ос-новными капитальными благами, которые находили применение и изготовление которых требовало существенных затрат, были здания и средства транспорта (в основном, суда). Но ведь здания, скорее, являлись потребительскими товарами, чем производственными, а средства транспорта, пусть даже производственные, способствовали торговле товарами, а не их изготовлению. В период Промыш-ленной революции (конец XVIII в.) набор элементов основного капитала, предназначенного для производства, а не для торговли, начал заметно расширяться. Причем это было не единовременным увеличением, а постоянным. Именно это - не просто накопление капитала, а расширение состава и разнообразия основных капитальных благ, в которых и воплощаются инвестиции, - я считаю экономически правильным определением рассматриваемого нами различия между современной и предшествовавшей ей ремесленной (кустарной) промышленностью.
При подобном определении индустриализация является продолжением процесса развития торговой эко-номики, который мы рассматривали в предыдущих главах, и весьма заманчиво продолжить исследование в аналогичных категориях. Северная Европа, где эта революция началась, находилась на пике торговой экспансии (и если бы не революция, пик оказался бы пройденным) - экспансии, во многих отношениях сходной с рассмотренной нами при анализе Первой фазы развития торговой экономики.
Лидерами этой экспансии были сначала Нидерланды, а затем Англия - наци и-государства, имевшие немало общих черт с городами-государствами, лидировавшими в предшествующей экспансии торговой экономики. (Просто удивительно, как многое из сказанного о горо- дах-государствах может быть отнесено к Голландской республике XVII в. Голландия укрепляла себя теми же методами, что Венеция и Афины, и основывала свои торговые колонии в разных концах света, в регионах, о которых афиняне и венецианцы не имели даже представления. Ситуация с Англией, если уж на то пошло, тоже не очень отличалась от описанной ранее.)
Итак, уже имелась торговая сеть, активно функцио-нирующая и, подобно своим предшественницам, стремившаяся к расширению. Как и ранее, это стремление могло быть реализовано только путем постоянного поиска новых возможностей развития торговли. Возможности торговой экспансии, долгое время опиравшиеся на новые географические открытия, к XVIII в. оказались близки к ис-черпанию. Вполне вероятно, что основной причиной подобного развития событий было то, что Европа по своему расположению не могла стать центром, посредничающим в торговле между неевропейскими странами, - работорговля между Африкой и Америкой и опиумная торговля между Индией и Китаем являются исключениями, лишь подтверждающими этот общий вывод. Значит, что-бы поддерживать расширение торговли, Европа должна была найти какой-то собственный предмет экспорта, и с данной задачей она блестяще справилась в XIX в. Можно считать, что именно это и послужило стимулом к измене- нию характера промышленности. Ведь нечто подобное происходило и прежде: достаточно вспомнить о развитии керамической промышленности в Афинах и шерстяной - во Флоренции. Поэтому не приходится удивляться возникновению аналогичного стимула и в постсредневековой Европе. Но почему таким источником поддержания торговой экспансии не могла стать традиционная промышленность старого типа? Почему нужный шаг требовал инвестиций в основной капитал?
Возможный ответ, если руководствоваться прежней логикой, можно найти в развитии финансовой сферы, которое, как мы видели, происходило примерно в то же время и, прямо скажем, оказалось весьма своевременным. И дело не только в том, что упали ставки ссудного процента (это действительно имело место). Еще более важной причиной явилась большая доступность капитала, симптомом чего (но не более, чем симптомом) как раз и было снижение ставок. Оборотный капитал непрерывно пребывает в обращении, то есть непрерывно возвращается к владельцу для повторного вложения. Напротив, основной капитал характеризуется невозвратностью, он как бы закреплен в одной и той же форме и, в лучшем случае, меняет ее лишь постепенно. Чтобы люди в этом полном неопределенностей мире решились "омертвить" немалый капитал, они должны либо располагать какими-то другими ресурсами, которыми можно воспользоваться при необходимости и которые соответственно находятся в более ликвидной форме, либо, по крайней мере, быть уверены в возможности получить заем из какого-то внешнего источника (например, из банка), располагающего такой ликвидностью и готового предоставить ее в долг. В конце концов критически важной является лишь доступность ликвидного капитала. В первой половине XVIII в. такие возможности уже существовали в Англии, Голландии и даже во Франции. К тому времени в этих странах уже существовали финансовые рынки, где мож- но было легко продать различные ценные бумаги. Это открывало невиданные прежде (даже всего несколькими годами ранее) возможности получить необходимые лик-видные средства (что само по себе, несомненно, было главной причиной снижения ставок процента).
Развитие событий, хотя бы отчасти, можно, вероятно, объяснять в таких строго экономических терминах. Но все же подобные объяснения не выглядят полными. Конечно, есть еще что-то, помимо упомянутого. И если вспомнить не просто о внедрении в текстильную промышленность первых прядильных станков (работавших с помощью водяных колес, и до того известных уже многие века), а подумать о Современной промышленности в целом, то сразу становится очевидным, о чем идет речь. А идет она не просто об открытии нового источника энергии, а о науке. Действительно, экономика всегда растет, открывая новые сферы для инвестиций посредством исследований и прогресса знаний. Но если в предыдущей фазе открытия носили в основном географический характер, то за этим последовали научные исследования физического мира, значительно более широкие, чем чисто географические. Именно наука, особенно физика, открыла новые, почти неисчерпаемые возможности для промышленности. Вот эта связь промышленности с наукой с течением времени становилась все более очевид- ной и все более плодотворной. И пусть эта связь не так уж наглядна в самом начале, не нужно возвращаться в очень давние времена, чтобы ее обнаружить.
Рассмотрим конкретный и очень важный случай с паровой машиной. Никто не мог и подумать о такой машине до того, как были получены хотя бы элементарные представления о соотношении между теплом и давлением - представления, которые в XVIII в. стали общеизвестными. Хотя физической наукой эти открытия были сделаны примерно в 1660 г., потребовалось еще сто лет, прежде чем появилась первая паровая машина, в которой нашло воплощение нечто большее, чем просто результаты научных исследований. На пути более ранней реализации этих открытий стояли чисто технические препятствия: как изготовить машину достаточно прочную, чтобы она могла выдержать высокое давление и при этом состояла из движущихся частей. Уже были известны некоторые технические способы, позволявшие частично решить эти проблемы. Были кузнецы-оружейники, имевшие дело с высокими давлениями, а также мастера-часовщики, овладевшие искусством изготовления движущихся частей (хотя и меньших по размеру, чем в паровой машине) . Но как можно было соединить между собой эти столь непохожие технологии? Почти все, что оправдывало себя в одной области, не годилось для другой. Так что не приходится удивляться столь позднему появлению паровой машины даже после того, как наука очертила проблему. И вообще уместно задать себе вопрос: разве можно было изготовить паровую машину, если бы наука одновременно не поставила и не решила длинный ряд других проблем, открывших дополнительные возможности для техников? Прогресс науки потребовал множества новых научных измерительных приборов, появле- ниє которых, в свою очередь, двинуло вперед смежные области науки и техники. Отметим, что Джеймс Уатт, когда он изобрел конденсатор, что стало поворотным пунктом в истории создания парового двигателя, был "мастером по изготовлению математических инструмен-тов" для Университета в Глазго.
Но это было только начало. С течением времени опора на старые ремесла - или на то, что от них осталось, - существенно уменьшилась. Первое поколение машин было изготовлено вручную с некоторым использованием силы падающей воды. Эти машины были очень дороги из-за нехватки высококвалифицированных мастеров, необходимых для их изготовления, и не очень надежны по причине все той же зависимости их качества от человеческого фактора. Стоимость машин снизилась, а надежность повысилась во втором поколении, когда их стали изготавливать уже при помощи машин. Это хорошо показано автором главы о станках в монографии "История техники"п:
"Станки позволяют обрабатывать металлические предметы большого размера и придавать им форму с точностью, недостижимой при ручном изготовлении. Более того, высокая скорость машинной обработки делает коммерчески практичными процессы, которые при работе вручную, даже если это возможно с механической точки зрения, неэкономичны... Изобретение и совершенствование станков было существенной частью промышленной революции".
И действительно, нам следует признать это весьма существенным фактором. Может сложиться впечатление, что наш взгляд на развитие событий сформировался при знакомстве с первыми ткацкими "станками", сыгравшими важную роль в экономической истории Англии, но, если подумать, находившимися лишь на одной из побочных дорог прогресса. Пожалуй, эти станки лучше считать примером эволюции "старой" промышленности, чем началом "новой" (как их обычно представляют). Конечно, их появление свидетельствовало о повороте к инвестициям в основной капитал, хотя эти инвестиции тогда были еще очень невелики. Условием для осуществления подобных инвестиций была большая мобильность капитала - и не более (на данном этапе). Разве не могло нечто подобное появиться, скажем, во Флоренции в XV в., если бы удалось привлечь необходимый капитал (что, кстати, было совсем не трудно) и если бы там, как в Ланкашире, в изобилии имелась вода, способная приводить в движение колеса? Прослеживается явная преемственность между ситуацией, сложившейся в XVIII в. в Ланкашире и Вест-Райдинге, и событиями, которые мы наблюдали в мире до промышленной революции.
Промышленная революция произошла бы и без Кром- птона и Аркрайта и была бы (особенно на поздних стадиях) такой же, какая имела место в действительности. Влияние науки, стимулирующее развитие техники, появление новых источников энергии и ее использование для придания машинам большей точности и надежности при постепенном сокращении их стоимости, что обеспечивает возможность их широкого применения во многих областях, - вот в чем заключается сущность промышленной революции. Столь глубокие преобразования революция могла произвести именно потому, что она не была единовременным актом, а растянулась, можно сказать, непрерывно повторяясь, на долгие годы. Если же рассматривать промышленную революцию как замещение труда основным капиталом, то такое замещение произош- ло, когда техническое развитие привело к существенному удешевлению новых капитальных благ.
Теперь, наконец, мы можем вернуться к вопросу, который был поставлен в конце предыдущей главы, а именно к вопросу о воздействии индустриализации на рынок труда. Влияние английской промышленной революции на реальную заработную плату рабочих - предмет долгой дискуссии между историками, результаты которой и ныне нельзя считать однозначными. К счастью, я могу не вторгаться в эту дискуссию, поскольку с моей точки зрения существенно другое. Не приходится сомневаться, что в конечном счете построение индустриального общества оказало весьма благоприятное воздействие на динамику реальной заработной платы трудящихся: за последнее столетие во всех развитых странах она чрезвычайно выросла. И опять таки, несомненно, что без повышения производительности труда, вызванного индустриализацией, такой рост реальной заработной платы был бы невозможен. Важно понять, почему рост заработной платы отставал во времени от повышения производительности труда. Конечно, этот рост начался не сразу, но в конце концов не так уж важно, что происходило в Англии, скажем, между 1780 и 1840 гг. - небольшое повышение или фактическое падение общего уровня реальной заработной платы. В объяснении нуждается само отставание за-работной платы от темпа индустриализации.
Частичное объяснение - в свете сказанного мной о прежней ситуации на рынке труда - дать нетрудно. Если исходить из начальных условий, когда труд имеется в избытке (а именно так, я убежден, обстояло дело на англий- ском рынке труда в XVIII в.), не следует ожидать существенного повышения реальной заработной платы до устранения подобного избыточного предложения труда. Не удивляет и другое: что устранение этого избытка потребовало так много времени. Мы знаем, что темпы прироста численности населения тогда были очень высокими, а возможности поглощения дополнительного притока труда сельским хозяйством невелики, так что предложение труда в промышленности и других городских отраслях увеличивалось очень быстро. И для поглощения избытка труда спрос на труд должен был увеличиваться еще значительнее в течение довольно длительного времени.
Каким же могло быть воздействие новых возможностей инвестирования в основной капитал на потребность в рабочих руках? Это - далеко не простой вопрос, на который разные экономисты (даже наиболее видные из них) дают не совпадающие ответы. И, думается, этому не приходится удивляться. Здесь одновременно проявляется множество факторов, и временами преобладают одни, временами - другие.
Бесспорно, машины очень часто вытесняют живой труд. Стоит, пожалуй, сослаться на исключительно яркий (и подтвержденный) факт, относящийся к началу XIX в.: станки для производства канатных корабельных блоков Модели, внедренные в 1801 г. на Портсмутских верфях, "позволили 10 неквалифицированным рабочим заменить 110 квалифицированных" . Неудивительно, что появились луддиты. Экономистам, конечно, были известны подобные факты, но их всегда можно было отбросить, ссылаясь на последствия слабой мобильности труда. Новая техника, рассматриваемая в тенденции, всегда уменьшает спрос на одни виды труда и повышает спрос на другие. Но каков же баланс? Каков общий результат с точки зрения совокупного спроса на труд?
Простое приложение кейнсианского анализа при-влекло бы внимание к повышению "предельной эффек- тивности капитала", порождаемому, без всякого сомнения, изобретениями. В кейнсианской модели это окажет положительное влияние на рынок и повысит спрос на труд. Безусловно, такого эффекта можно ожидать в первой фазе. Пока машины (и другие основные капитальные блага, например, железные дороги) находятся в процессе строительства, развитие будет идти в направлении расширения кредита, так что и спрос на труд в денежном выражении возрастет. Но как только машины будут построены, они начнут вытеснять живой труд. С этой точки зрения можно сказать, что кейнсианская теория является теорией краткосрочного воздействия (и на другое не претендует) - она не дает объяснения (по крайней мере, прямого), каким будет долгосрочное влияние на протяжении нескольких поколений. А именно в этом заключается вопрос.
Существует, впрочем, и долгосрочная теория, которой мы изначально обязаны экономистам-классикам - Адаму Смиту и его последователям, экономистам того времени, о котором я пишу. Она ориентирована как раз на решение стоящей перед нами проблемы и дает ответ, который, на первый взгляд, кажется столь же оптимистичным, что и ответ кейнсианской теории. Если окинуть взором череду бумов и спадов, расширения и сжатия кредита и сосредоточить внимание на тенденции, то первоочередное значение имеет спрос на труд при данном уровне реальной заработной платы. Вполне можно сказать, что спрос на труд будет расти тем быстрее, чем выше общие темпы роста экономики, а экономика не может расти без инвестиций, так что в долгосрочном плане балансом между сбережениями и инвестициями можно пренебречь, считая сбережения тождественными инвестициям, а темпы роста - функцией нормы сбережения. И если к этому добавить предположение (верное во многих случаях и местах и, безусловно, верное для Англии времен промышленной революции), что главным источником сбережений являются прибыли, стано-вится вероятным, что сбережений тем больше, чем выше прибыли. Инновации не будут реализованы, если они не увеличивают прибыли; более высокие прибыли ведут к росту сбережений, а более высокая норма сбережений ведет к более высоким темпам роста всей экономики. И все это, по крайней мере в течение довольно длительного периода и при рассмотрении рынка труда в целом, предполагает более быстрый рост спроса на труд.
Мы увидим в дальнейшем, что такова действительно часть правды, но не вся правда. В этом убедился уже величайший из экономистов-классиков - Д. Рикардо. Я не думаю, что в первом издании своих "Начал" (1817 г.) он идет в рассматриваемом вопросе дальше и глубже приведенного выше обобщения. И именно это оптимистическое заключение было подхвачено его популяризаторами, пророками нового капитализма: оно устраивало их и потому они повторяли его в первую очередь. Но Рикардо был достаточно смел и следовал своей мысли до логического конца, не останавливаясь там, где ему (и его друзьям) хотелось бы остановиться. В последнем прижизненном издании упомянутого труда (1820 г.) он добавил гораздо менее приемлемую для его последователей главу "О машинах", которая в значительной мере восполняет пробелы в его первоначальной аргументации.
С промышленным спросом на труд (при сохранении постоянного уровня реальной заработной платы) тесно связан не весь капитал, занятый в промышленности, а лишь его оборотная часть. До тех пор, пока соотноше- ниє между постоянным и оборотным капиталом остается неизменным, отмеченная выше закономерность не имеет значения, и темп роста каждой части капитала будет таким же, что и темп роста всего капитала. Тогда, действительно, все, что повышает темп роста капитала в целом, будет ускорять рост спроса на труд. Но Рикар- до видел проблему в другом свете (и, думаю, он был прав). Если происходит переключение на основной ка-питал, в результате него повышается темп роста и всего капитала, то рост оборотного капитала определяется двумя противодействующими факторами. Вполне вероятно, что при сильном сдвиге в сторону основного капитала темп роста всего капитала может повыситься, а оборотного капитала даже снизиться и тогда "трудо-сберегающие инновации" могут уменьшить не только рост спроса на прямо затронутые ими виды труда, но и спрос экономики на труд в целом.
У нас есть все основания предполагать, что нечто подобное действительно происходило в Англии в течение первой четверти, а то и трети XIX в., хотя, несомненно, тогда ощущались затруднения иного рода (например, барьеры на пути внешней торговли, вызванные вой-ной с Наполеоном), которыми мы здесь пренебрегаем. Даже небольшой сдвиг в данном направлении в сочетании с фактом роста численности населения был бы достаточен, чтобы объяснить отсутствие дефицита труда и связанное с этим отсутствие роста (по крайней мере, зна-чительного) реальной заработной платы. Тем не менее, можно было надеяться (и Рикардо действительно надеялся), что придет время, когда отрицательный эффект сдвига в пользу основного капитала окажется исчерпан- ным, а останется лишь положительный эффект, связанный с более высокими темпами роста. Рикардо писал:
"Я отметил уже прежде, что рост чистого дохода, измеряемого в товарах, всегда является следствием усовершен-ствования машин и влечет за собой новые сбережения и накопления. Следует помнить, что эти сбережения имеют место ежегодно и что они должны скоро создать фонд более значительный, чем валовой доход, первоначально потерянный вследствие изобретения машин. Тогда спрос на труд будет так же велик, как и прежде, и положение народа будет и дальше улучшаться благодаря увеличению сбережений, которые позволит делать возросший чистый доход".
Все это, если правильно понято, верно, но и это не вся правда. Рикардо предполагает единовременный разовый сдвиг к основному капиталу. Но почему этот сдвиг не должен продолжаться? Есть причина, о которой он не упоминал, но которую следует добавить. Как мы видели, импульсом к введению нового основного капитала, или "машин", было снижение издержек производства этих машин. В результате их удешевления стало выгоднее использовать механизированные, а не прежние ручные операции. Но такое удешевление не было одноразовым, оно непрерывно продолжалось, и одним из результатов подобного развития явилось распространение механизированных методов на новые цели и процессы, то есть продолжение того, что происходило в первом раунде. Но следующим раундом должна стать замена первого поколения основного капитала (который теперь считается сравнительно дорогим и неэффективным) новым поколением, более дешевым и более эффективным, что обеспечит дальнейшее увеличение прибылей (или, по терминологии Рикардо, чистого дохода) без какой бы то ни было необходимости дополнительного сбережения. После того как были накоплены перво- начальные основные производственные фонды (конечно, не следует закрывать глаза на те лишения и невзгоды, которые были связаны с таким первоначальным накоплени-ем), эти фонды как бы сами по себе, в силу дальнейшего технического прогресса, будут "набирать" производственную мощность, и этот более поздний рост не будет мешать процессу сбережений, оказывая сугубо положительное вли-яние на спрос на труд. И вот только в этой точке - теперь нам ясно, почему для ее достижения потребовалось так много времени, - появляется возможность полностью поглотить избыток труда на рынке, и реальная заработная плата начинает существенно повышаться.
В этом, я полагаю, суть проблемы и именно это надо подчеркнуть, если мы готовы удовлетвориться в нашем, как теперь говорят, "макроэкономическом" анализе общим уровнем заработной платы. Но если мы заглянем хотя бы немного дальше, то обнаружим еще одно изменение на рынке труда, требующее специального рассмотрения.
Хотя в это время трудящиеся стояли на пороге обретения своего "классового самосознания", различные отряды тех, кто вскоре стал воспринимать себя как "рабочий класс", оказались по-разному затронуты переменами. Появился новый промышленный рабочий класс, отличавшийся от прежнего городского пролетариата, и одно из главных различий заключалось в том, что этот рабо-чий класс имел более регулярную занятость.
Если принять во внимание те колебания, которым всегда подвержена промышленность, данная констатация может показаться парадоксальной. И тем не менее она верна. Промышленный рабочий время от времени становился жертвой безработицы, но уж если он был занят, его труд носил регулярный характер. В этом заключалось его отличие от временного рабочего, который никогда не знал, чем он будет заниматься даже через несколько недель. Именно таким временным был типичный статус допромышленного пролетариата. Положение промышленного рабочего изменилось коренным образом. Хорошо известно о чрезмерной продолжительности рабочего дня и жутких условиях жизни первых промышленных рабочих. Однако они с самого начала могли считать своим главным достижением регулярную занятость, что в конечном счете оказалось решающим.
Современная промышленность должна была развиваться в направлении регулярности в силу характеристики, значение которой я неоднократно подчеркивал, - ее зависимости от использования основного капитала. Освоение основного капитала, переход на новые процессы производства могли быть рентабельными только при условии относительно постоянной загрузки мощностей. А для этого требовалась более или менее постоянная орга-низация, основанная на использовании более или менее постоянной рабочей силы. Это имело важнейшие последствия - как социальные, так и экономические.
В отличие от допромышленного пролетариата, который не имел корней, промышленный рабочий, так сказать, "укоренился", став членом группы, которая вскоре потребовала достойного места в более широком обществе. Но даже прежде, чем это произошло, формирование группы само по себе оказало сильное влияние на жизнь всех, кто к ней принадлежал. Защищенность, которую обеспечивала связь с товарищами по работе, присущая, как мы видели, старой деревне, возродилась в новой форме.
Итак, промышленный рабочий был способен к организации, поскольку сам он оказался в ситуации, которой уже были свойственны элементы организации. Но даже без формальной организации его положение, в силу особенностей функционирования индустриальной системы, стало несколько более стабильным, чем положение до- промышленного рабочего. Мы говорим лишь о "несколько большей" стабильности, ибо рабочий по-прежнему то и дело становился объектом несправедливого к себе отношения и жертвой промышленных спадов. Но все же утрата и такой стабильности была для рабочих сильным ударом, и они, объединившись, пытались ее укрепить. Со временем рабочие поняли, что они в состоянии не просто соглашаться на любые условия нанимателя, но вести с ним "торг" об этих условиях, что прежде было совершенно немыслимо. Объединившись, рабочие обрели недоступное им прежде оружие - стачки. Совершенно очевидно, что профсоюзы и даже рабочие (лейбористские) партии были порождением индустриализма.
Эти изменения как раз и являются тем элементом, который отсутствовал в нашем предыдущем "макроэко-номическом" анализе, когда из виду упускался путь, следуя которым промышленные рабочие (и в более широком смысле - работники всех отраслей и профессий эпохи индустриализации), организуясь сначала в узкие, а затем во все более широкие группы, сумели стать классом, обладавшим несколько большими привилегиями, чем "случай-ные", "временные" рабочие, все еще остававшиеся за рамками этой организации. Поэтому заработная плата промышленных рабочих могла расти даже задолго до того, как был поглощен избыток предложения на рынке труда. Но когда этот избыток исчез, появились предпосылки для организации даже "случайных" рабочих в тред-юнионы, торговые палаты и т.п. Таким образом, можно сказать, что повышению заработной платы способствовала организация. Впрочем, на деле и это тоже только часть правды.
До сих пор я рассматривал влияние индустриализации на рынок труда в свете английского опыта. Однако важен и интересен не только английский опыт, поскольку анализируемый процесс охватил весь мир. Именно как мировой феномен нам и следует его рассматривать. В Англии замена пролетариата промышленным рабочим классом в основном завершена. В большинстве остальных "передовых" стран этот процесс также близится к завершению. Но если брать мир в целом, ситуация выглядит иначе. Мало того, создается впечатление, что прогресс в данном отношении вообще отсутствует.
Конечно, отчасти (как и в прошлом) здесь сказывается давление со стороны роста численности населения. И если причины повышения темпов роста населения, начавшегося в Европе сто и более лет назад, до сих пор еще не совсем ясны, то корни современного "демографичес-кого взрыва" хорошо известны. Мальтус был прав, считая, что численность населения Земли будет быстро увеличиваться, если этому ничто не будет препятствовать. Ныне одно из главных в прошлом препятствий на пути роста численности населения во многих странах неожиданно исчезло. Наука сумела найти простые и дешевые средства искоренить (или почти искоренить) некоторые из особенно пагубных болезней, и численность населе- ния отреагировала на это так, как и предполагал Мальтус. Тенденция к росту населения не столкнулась и с ограничениями в виде предсказанной Мальтусом нехватки продовольствия, ибо наука и здесь сыграла свою спасительную роль. Мировое сельскохозяйственное производство увеличилось настолько, что голод оказался забытым (за исключением некоторых районов, где по специфическим причинам голод еще существует, но в масштабах, не превосходящих прежние). Однако рост сельскохозяйственного производства не сопровождался соответствующим увеличением занятости в аграрном секторе, более того начался массовый уход крестьян с земли. И тем не менее, если брать мир в целом, производство продовольствия шло в ногу с потребностями. Проблемой стало по-глощение и трудоустройство избыточного населения, которое в значительной своей части остается пролетариатом - допромышленным пролетариатом.
Как и прежде, пролетариат сосредоточен в городах. Но не в Лондоне, Париже или Бирмингеме, как это было в XIX в. В настоящее время магнитом, притягивающим его, являются города "слаборазвитых" регионов мира - Латинской Америки, Африки, Азии. Это - Бомбей, Калькутта, Джакарта и, конечно, Кантон и Шанхай. Однако теперь сельское население влечет в города не только старый мотив - мечта разбогатеть - у одних, просто выжить - у других, но и "демонстрационный эф- фект", усиленный другими факторами: возможностью получить образование, позволяющее рассчитывать на лучшую работу в будущем; пропагандистскими ухищрениями политических деятелей и экономистов, провоз-гласивших участие в росте национальной экономики долгом и правом каждого гражданина; приходом к власти новых правительств, которые народ считает чем-то вроде агентств по трудоустройству. Таковы движущие силы, сорвавшие миллионы людей с земли и собравшие их, фигурально выражаясь, у городских ворот. "Почему, - спрашивают эти люди (или кто-то иной от их имени), - преобразования, которые произошли на Западе в XIX - начале XX вв., не могут повториться теперь и в других странах?" Чтобы поглотить миллионы выходцев из деревень, действительно, требуется огромный рост экономики. Но ведь и способность Современной промышлен-ности - промышленности конца XX в., сросшейся с наукой, - к расширению также неимоверно велика. Разве не может она решить эту задачу планетарного масштаба и столь же планетарного значения?
И действительно, какой бы трудной ни казалась эта задача, ее нельзя считать неразрешимой. Если анализировать проблему в глобальном масштабе, то в свете уже имеющихся достижений добиться дальнейших успехов - в рамках возможного. Двести лет назад промышленного рабочего класса не было вообще, сто лет назад он вряд ли насчитывал больше нескольких миллионов человек, сегодня он огромен. Чтобы получить представление о его общей численности, нужно к занятым в обрабатывающей промышленности передовых государств прибавить численность "белых воротничков", то есть служащих, без которых невозможен современный процесс воспроизводства, фермеров, чей труд был трансформирован индустриализацией, добавить членов их семей и аналогичные категории работников в развивающихся странах. Пожалуй, даже так мы не получим точной (или достаточно точной) цифры. Но, думается, мы не очень ошибемся, сказав, что современный индустриальный рабочий класс составляет не менее 500 млн. человек. Это меньше населения одного Китая, примерно равно населению Индии и, возможно, меньше!/6 населения мира". Как бы то ни было, необходимо "поглотить", трудоустроить огромное число людей. Но ведь поглощенными уже оказались сотни миллионов. Темпы роста экономики, необходимые для поглощения дополнительного притока на рынок труда, довольно высоки, однако они не выше тех, что наблюдались в последние десятилетия. Поэтому для решения указанной задачи потребуется, по крайней мере, два поколения. Конечно, будущий рост населения придает задаче дополнительную сложность, но и в этом случае ее нельзя считать неразрешимой.
"Господь творил чудеса для Его народа прежде; что помешает Ему теперь"" - поет хор в "Самсоне".
Боюсь все же, что определенные препятствия на этом пути встретятся.
*В 2000 г. население Китая составило 1300 млн. человек, Индии - 1000 млн., всего мира - 6000 млн. человек. - Прим. ред. " God hath wrought things as incredible For his people of old; what hinders now?

Промышленная революция представляет собой одно из самых важных явлений в истории человечества, позволивших ряду стран вступить в полосу стремительного развития производительных сил и навсегда покончить с

экономической отсталостью.

Промышленная революция знаменовала переход от преобладания аграрного хозяйства с его постоянной угрозой неурожаев и голода к новому этапу в развитии экономики и новому материальному уровню бытия.

Промышленный переворот представляет собой совокупность экономических, социальных и политических сдвигов, ознаменовавших превращение машин в основе средство производства.

Превращение ведущих стран Европы в гигантские фабрики вызвало крупные сдвиги в размещении населения, в его составе. Возникали большие города, появлялись новые классы и социальные группы. Последовали серьезные изменения в политическом устройстве, а затем и в духовной жизни общества.

Критерием, который помогает определить начало промышленного переворота в той или иной стране, принято считать начало формирования фабричной системы, что связано с появлением значительного числа настоящих фабрик.

В Англии, ставшей на этот путь раньше других, фабрики стали возникать повсюду в 80-х годах ХVIII в. в конце столетия к ней присоединилась Франция, а уже в ХIХ в. их примеру последовали и другие европейские страны.

Несмотря на особенности промышленного переворота в каждой стране,

все же можно проследить его определенную логическую последовательность. Сначала машинное производство осваивает текстильная промышленность. Затем освоенные методы переносят на другие отрасли и в

новые районы.

Изготовление машин, до сих пор кустарное, выделяется в особую отрасль производства.

На завершающем этапе массовое применение машин приводит к

окончательной победе над ремеслом. Машины производятся с помощью машин,

и страны, вступающие на путь индустриального развития позже лидеров,

имеют возможность быстрее пройти начальные этапы переворота, используя уже накопленный опыт.

Промышленный переворот в Англии завершился к началу 60-х годов

ХIХ в., во Франции и США – к началу 70-х годов, в Германии и Австро-

Венгрии – к концу 80-х годов, в странах Северной Европы – в 90-е годы. В

целом индустриальное общество сложилось в Европе к началу ХХ в.

Изменения, обусловленные промышленной революцией трудно переоценить. Принципиально изменилась не только техника, но и технология производства. Появились новые отрасли индустрии: нефтяная, химическая,

цветных металлов, автомобильная, станкостроительная, авиационная.

Началось широкое использование электроэнергии, а в качестве энергоносителей – нефти и газа.

Созданная техническая база позволила активизировать научный поиск

и обеспечила быстрое внедрение научных открытий.

Рост тяжелой промышленности вел к вытеснению сравнительно мелких предприятий.

Централизация и концентрация производства привели к выделению в

ряде отраслей предприятий-лидеров и обнаружили тенденцию к соглашениям по вопросам производства и сбыта между крупнейшими фирмами.

В ХХ в монополии превратились в неотъемлемую черту западного индустриального общества.

Конец XVIII века вошел в историю под знаменем промышленного переворота. Сначала Англия, а затем и другие европейские страны постепенно отказывались от привычного использования ручного труда, то есть мануфактурного производства. Появляются первые ткацкие станки, паровые машины и другие изобретения. Начинается эпоха промышленного переворота, перехода от мануфактур к фабрикам и заводам.

Предыс-то-рия

Во вто-рой по-ло-вине XVIII в. в Ан-глии про-ис-хо-дит аг-рар-ная ре-во-лю-ция. Пред-при-ни-ма-тель-ское фер-мер-ское хо-зяй-ство вы-тес-ня-ет тра-ди-ци-он-ное кре-стьян-ское. Это было свя-за-но с тем, что прак-ти-че-ски вся земля со-сре-до-то-чи-лась в руках круп-ных соб-ствен-ни-ков, ко-то-рые сда-ва-ли ее в арен-ду фер-ме-рам. Скла-ды-ва-лась си-сте-ма ка-пи-та-ли-сти-че-ских от-но-ше-ний между ленд-лор-да-ми (вла-дель-ца-ми земли), фер-ме-ра-ми-арен-да-то-ра-ми и на-ем-ны-ми ра-бот-ни-ка-ми (ба-тра-ка-ми). Это при-во-дит к улуч-ше-нию ка-че-ства об-ра-бот-ки земли, осво-е-нию за-бро-шен-ных участ-ков земли, по-се-ву кор-мо-вых куль-тур (для скота). После аг-рар-ной ре-во-лю-ции мно-гие люди в де-ревне оста-лись без ра-бо-ты и средств к су-ще-ство-ва-нию. Они по-да-лись в город, где ста-но-ви-лись на-ем-ны-ми ра-бот-ни-ка-ми на про-мыш-лен-ных пред-при-я-ти-ях.

Пред-по-сыл-ки про-мыш-лен-ной ре-во-лю-ции
. Скоп-ле-ние ка-пи-та-ла в руках пред-при-ни-ма-те-лей, тор-гов-цев и бан-ки-ров.
. Рост числа на-ем-ных ра-бо-чих (рост числа ра-бо-чих, в част-но-сти, был обу-слов-лен аг-рар-ной ре-во-лю-ци-ей).
. Раз-ви-тие тор-гов-ли и рост го-ро-дов.
. На-ли-чие рынка сбыта в ко-ло-ни-ях.

Непо-сред-ствен-ной при-чи-ной на-ча-ла про-мыш-лен-ной ре-во-лю-ции стало ра-зо-ре-ние ан-глий-ских тка-чей в связи с вво-зом в Ан-глию де-ше-вых тка-ней из Индии. Чтобы со-хра-нить свое про-из-вод-ство и кон-ку-ри-ро-вать с недо-ро-ги-ми ин-дий-ски-ми тка-ня-ми, им было необ-хо-ди-мо уве-ли-чить про-из-во-ди-тель-ность труда и умень-шить за-тра-ты. (см. )

Со-бы-тия

1733 г. - Джон Кей изоб-рел ме-ха-ни-че-ский (са-мо-лет-ный) ткац-кий ста-нок.

1735 г. - Аб-ра-хам Дер-би-сын внед-рил до-мен-ную вы-плав-ку чу-гу-на на коксе .

1784 г. - изоб-ре-тен то-кар-ный ста-нок Генри Модс-ли.

Рис. 2. Джеймс Харгривс ()

Рис. 3. Прялка «Дженни» Джеймса Харгривса ()

Рис. 4. Джеймс Ватт ()

Рис. 5. Паровая машина Джеймса Ватта ()

В конце XVIII века появляются токарные станки (рис. 6). Новая техника привела к новой организации промышленности. Мануфактуры уходят в прошлое, а на смену им приходят фабрики и заводы. Это стало настоящей революцией в промышленности , позволившей значительно увеличить рост производительных сил. Появление фабрик изменило жизнь рабочих. Впервые в истории человечества появилось расписание рабочего дня . С понедельника до субботы устанавливался суровый 12-часовой рабочий день. Это было для семьи рабочих очень плохо. Раньше они могли с помощью своих особых талантов и дополнительных усилий заработать лишние выходные и дополнительные деньги. Жили рабочие в весьма тяжелых условиях. Строились новые фабричные города рядом с угольными шахтами (рис. 7). В них рабочие могли арендовать лишь одну-две комнаты. Фабриканты, пользуясь своим положением, выжимали из своих подчиненных все, что только было можно. Они штрафовали рабочих за ругань, неопрятность, опоздания, использовали дешевый детский труд, отказывались оплачивать медицинское обслуживание. Все это вело к росту недовольства среди рабочих. Первые признаки подобного недовольства выразились в Луддитском движении (рис. 8). Участники этого движения называли себя луддитами по имени легендарного рабочего Неда Лудда (рис. 9), который, согласно преданию, первый разрушил собственный станок. Вслед за ним сотни людей по всей Англии начали сознательно портить ненавистные машины. Английские фабриканты были этим очень недовольны. Вскоре правительство издало закон, по которому за порчу станка полагалась смертная казнь.)

Вслед за Англией внедрение станков в производство пришло и в другие страны. Увеличился спрос на различных изобретателей и на их изобретения. Все больше технических новинок появлялось в Европе. Росло не только количество, но и качество производимых изделий. Цены на них постепенно снижались.

Подводя итоги, стоит отметить, что промышленная революция в Европе имела целый ряд позитивных факторов:

• Улучшение санитарных условий.
• Улучшение медицинского обслуживания.
• Улучшение качества товаров.
• Улучшение питания населения.

Стоит отметить, что все эти факторы проявились не сразу, потребовались годы для того, чтобы Европа оказалась на пороге качественно нового периода своей истории.

Список литературы

1. Ведюшкин В.А., Бурин С.Н. Учебник по истории Нового времени, 7 класс. - М., 2013.

2. Дмитрий Травин. Отар Маргания. Европейская модернизация

3. Ерофеев Н.А. Промышленная революция в Англии. - М., 1963

4. Потёмкин Ф.В. Промышленная революция во Франции. Т. 1. От мануфактуры к фабрике. - М.: Наука, 1971.

5. Хобсбаум Э. Век революции. Европа 1789-1848. - Ростов: Изд-во «Феникс», 1999.

6. Юдовская А.Я. Всеобщая история. История Нового времени. 1500-1800. - М.: «Просвещение», 2012.

Домашнее задание

1. Как вы понимаете термины «аграрная революция» и «промышленный переворот? Когда и в какой стране они впервые произошли?

2. Что стало причиной промышленного переворота?

3. Расскажите о последствиях промышленного переворота в Англии.

4. Какие известные изобретения вы можете назвать? Перечислите выдающихся изобретателей того времени.

Промышленный переворот – это переход от ручного производства к машинному, сопровождаемый изменениями во всех сферах жизни общества. Промышленный переворот происходил в разных странах не одновременно, но в целом можно считать, что период, когда происходили эти изменения начинался от второй половины XVIII векаи продолжался в течениеXIX века. Характерной чертой промышленной революции явился стремительный рост производительных сил на базе крупной машинной индустрии и утверждениекапитализмав качестве господствующей мировой системы хозяйства.

Причины и предпосылки промышленного переворота.

В различных странах промышленный переворот имеет немало особенностей, однако промышленный переворот в Англии во многом задаёт ту последовательность событий, которую мы видим впоследствии и в других странах.

Необходимость организовать массовое производство возникала в тех сферах, где был самый сильный спрос: в текстильной промышленности, в металлургии, в изготовлении тканей из хлопка. Этот спрос, прежде всего, создавала деревня: в течение XVI-XVII вв. увеличение населения вызывало рост цен на продовольствие. Аграрная революция позволила увеличить объём продукции сельского хозяйства. В деревню пошли деньги, которые всё чаще стали использоваться не традиционными способами (для покупки земли, аноблирования, на личное потребление, накопления и т.д.), а для перестройки домов и для приобретение промышленных изделий: одежды, орудий труда, домашней утвари и предметов обстановки. Это и создавало растущий спрос на продукцию промышленности.

Одновременно происходило высвобождение рук в сельском хозяйстве, благодаря лишению крестьян земли. В XVII в. «огораживания» ещё сравнительно редки, в основном землевладельцы оперируют тем взносом, который крестьяне должны были уплатить за продление срока держания (т.е. «вступной платёж» или «файн»). Увеличивая файн в десятки раз и нарушая тем самым традицию, землевладельцы вынуждали крестьян отказываться от держаний и уходить с земли. Впоследствии стремительно вырастает и число огораживаний, в XVIII в. они нередко производятся не добровольно, а насильно, по парламентским актам. Это создавало большой резерв рабочей силы.

К середине XVIII в. стало понятно, что сельское хозяйство уже не приносит былых доходов, тогда как производить промышленные товары, напротив, стало очень выгодно, поскольку спрос не успевал за предложением. Так землевладельцы стали вкладывать деньги в строительство фабрик.

Нередко можно встретить утверждение о том, что деньги на промышленный переворот поступали в основном из английской внешней торговли, однако исследованиями последних десятилетий это не подтверждается.

Промышленная революция началась в Великобритании в последней трети XVIII века и приняла в первой половине XIX века всеобъемлющий характер, охватив затем и другие страны Европы и Америки.

В период XVII векаАнглия начала обгонять мирового лидераГолландиюпо темпам роста капиталистических мануфактур, а позже и в мировой торговле и колониальной экономике. К серединеXVIII векаАнглия становится ведущей капиталистической страной. По уровню экономического развития она превзошла остальные европейские страны, располагая всеми необходимыми предпосылками для вступления на новую ступень общественно-экономического развития - крупное машинное производство.

Промышленная революция сопровождалась и тесно с ней связанной производственной революцией в сельском хозяйстве, ведущей к радикальному росту производительности земли и труда в аграрном секторе. Без второй первая просто невозможна в принципе, так как именно производственная революция в сельском хозяйстве обеспечивает возможность перемещения значительных масс населения из аграрного сектора в индустриальный.

Cоциальные последствия

Урбанизация и перемены в социальной структуре

Быстро развивающаяся промышленность и обслуживающий сектор предоставляли множество новых рабочих мест. В то же время появление дешевых промышленных товаров вело к разорению мелких производителей и разорившиеся ремесленникистановились наемными рабочими. Но главным источником пополнения армии наемных рабочих стали обнищавшие крестьяне, которые переселялись в города. Только с 1880 по 1914 год 60 млн европейцев переселились из деревень в города. Быстрый рост го­родского населения и внутренняя миграция в XIX веке стали практически повсеместно массовым явлением в Европе. Быстрая урбанизация и рост числа наемных рабочих чрезвычайно обострили со­циальные проблемы. Пока центры фабричного производства были относитель­но небольшими, городской житель мог в дополнение к заработку на фабрике обра­батывать огород, а в случае потери работы наняться на ферму. Но с ростом городов таких возможностей становилось все меньше. Мигрировавшим в города крестьянам приходилось с трудом приспосабливаться к непривычным условиям городского быта. Как заметилФ. Бродель, «жить в городе, лишиться традиционной поддержки огорода, молока, яиц, пти­цы, работать в огромных помещениях, терпеть малоприятный надзор мастеров, повиноваться, не быть более свободным в своих передвижениях, принять твер­до установленные часы работы - все это в ближайшем будущем станет тяжким испытанием».

На протяжении XIX - начала XX века жилищные условия большинства наемных рабочих не отвечали элементарным санитарно-гигиениче­ским требованиям. В большинстве случаев их жилища были перенаселены. Была также распространена «сдача коек постояльцам», практиковавшаяся семьями, сни­мавшими квартиры. В Лондоневстречались объявления о сдаче части комнаты, причем мужчина, работавший днем, и девушка, работавшая прислугой в гостинице ночью, должны были пользоваться одной постелью. Современники в середине XIX века писали, что вЛиверпуле«от 35 до 40 тысяч насе­ления живет ниже уровня почвы - в погребах, не имеющих вовсе стока…».

До изобретения газового освещенияпродолжительность рабочего дня на предприятиях зависела от естественного освещения, но с появлением газо­вых горелок фабрики получили возможность работать в ночное время. Во Франции многие бумагопрядильные фабрики в 1840-х годах установили рабочий день в пределах 13,5-15 часов, из которых на отдых выделялось по получасу три раза за смену. На английских фабриках в 1820-1840-х годах рабочий день за вычетом трех перерывов для приема пищи (1 час на обед и по 20-30 минут на завтрак и ужин) длился 12-13 часов. Распространенной становилась работа по вос­кресным дням.

В промышленности начал массово использоваться женский труд и впервые в истории множество женщин начало трудиться вне дома. При этом на текстильных фабриках мужчины работали надзирателями и квалифициро­ванными механиками, а женщины обслуживали прядильные и ткацкие стан­ки и получали меньшую зарплату, чем мужчины. Внедрение машин позволяло использовать элементарно обученных, малоквалифицированных работников и поэтому по­всеместным явлением также стал дешевый детский труд. В 1839 году 46 % фабричных рабочих Великобритании не достигли 18-летнего возраста. Официально признавалось: «Быва­ют случаи, что дети начинают работать с 4-х лет, иногда с 5, 6, 7 и 8 лет в рудниках».

Социальные протесты, про­снувшееся чувство «социального стыда» за бедствия трудящихся, стремле­ние уменьшить политическую нестабильность заставляли политиков выступать в поддержку разработки социальных программ для неимущих, государственного регулирования отношений между трудом и капиталом/

В целом уровень жизни населения в результате промышленной революции вырос. Улучшение качества питания, санитарных условий, качества и доступности медицинского обслуживанияпривело к значительному роступродолжительности жизнии падениюсмертности. Произошелдемографический взрыв. За 13 веков (с VI по XIX век) европейской истории население континента никогда не превышало 180 млн человек. За один только XIX век (с 1801 по 1914 годы) число европейцев возросло до 460 млн человек.

По мнению исследователей Н.Розенберга и Л.Бирдцелла, «промышленная революция обозначила начало драматического периода улучшения в материальном положении западноевропейских и американских обществ, которое коснулось всех и каждого», а «романтическое представление о благополучной жизни работников в доиндустриальной Европе можно отвергнуть как чистую фантазию».

Образование

Знания об инновациях распространялись разными путями. Работники, получившие квалификацию у одного нанимателя, могли затем перейти к другому. Такой способ повышения квалификации был весьма распространенным, в некоторых странах, таких как Франция и Швеция, отправлять работников на стажировку за границу даже было государственной политикой. Стажеры, как и сейчас, обычно вели записи о своих работах, дошедшие до наших дней как памятники эпохи.

Другим способом распространения знаний были философские общества и кружки, члены которых, в частности, изучали «натуральную философию», как тогда называлиестественные наукии ее практические приложения. Некоторые общества публиковали отчеты о своей деятельности, на основе которых позже возниклинаучные журналыи прочие периодические издания, в том числеэнциклопедии.

Средневековые университетыв ходе промышленной революции также изменились, а их образовательные стандарты приблизились к современным. Кроме того, появились новые высшие учебные заведения, в частности, политехнические и специализированные институты и академии.

Промышленный переворот в Англии

Промышленный переворот начался в Англии в последней трети XVIII в. В течение нескольких десятилетий в хлопчатобумажной промышленности одно изобретение следовало за другим, и весь процесс производства в этой отрасли был перестроен на основе внедрения машин. Постепенно переворот распространился на другие отрасли легкой, а затем и тяжелой промышленности, начался повсеместный переход от мануфактуры к крупному машинному производству.

Громадное значение имело распространение универсального двигателя - паровой машины. Для производства новых средств производства требовалось большое количество металла. Производство железа и стали, добыча каменного угля возрастали быстрыми темпами. С переходом к крупному машинному производству была создана соответствующая потребностям капиталистического способа производства материально-техническая база. Крупная промышленность заняла господствующее положение в народном хозяйстве Англии.

Важнейшим последствием промышленного переворота было образование класса промышленного пролетариата. Резко усилилась эксплуатация рабочих, антагонистический характер отношений между основными классами капиталистического общества - буржуазией и рабочим классом - выступил с невиданной ранее ясностью. Для буржуазии новые производительные силы стали источником громадного обогащения, положение же рабочих резко ухудшилось.

В период промышленного переворота в Англии сложилось новое размещение производительных сил, увеличилось городское население за счет сельского, возникли крупные фабричные города. Концентрация рабочих в городах окончательно порвала их связь с землей, на крупных фабричных предприятиях не осталось и следа от патриархальных отношений между хозяином и рабочим. Мануфактура требовала от рабочего высокой квалификации, на фабриках в широких масштабах начал применяться труд необученных рабочих, женщин и детей. Непосредственным последствием распространения машин были удлинение рабочего дня, повышение интенсивности труда, понижение заработной платы. Массовый характер приобрела безработица.

В 1793 г. началась длительная война Англии с Францией. В связи с войной правительство неоднократно увеличивало налоги, систематически прибегало к займам для покрытия бюджетного дефицита. В 1797 г. Английский банк прекратил размен своих банкнот на золото, начались инфляция и быстрый рост цен. Это еще более ухудшило положение народных масс.

Чтобы после войны сохранить высокие цены на хлеб, правительство ограничило ввоз иностранного хлеба. Принятый в 1815 г. закон разрешал ввоз пшеницы только в том случае, когда цена на нее достигала высокого уровня - восемьдесят шиллингов за квартер. Хлебные законы были очень выгодны землевладельцам, но для трудящихся масс они означали новые лишения. Противником хлебных законов была и промышленная буржуазия, так как высокие цены на хлеб затрудняли снижение заработной платы. Несмотря на то, что противоположность между буржуазией и пролетариатом в эпоху промышленного переворота была уже ясно выражена, буржуазия еще не видела в пролетариате силы, угрожающей ее господству. Недовольство народных масс последствиями промышленного переворота буржуазия стремилась использовать для достижения своих целей в борьбе с лендлордами. Соотношение сил между классом землевладельцев и классом капиталистов изменилось в пользу последнего. Компромисс 1689 г., в соответствии с которым политическая власть оставалась в руках аристократии, не устраивал больше промышленную буржуазию, которая выдвинулась на первое место, оттеснив на второй план торговую и банковскую буржуазию.

Раскрыв антагонистический характер отношений между рабочим классом и буржуазией, промышленный переворот одновременно обнажил и противоречия между интересами класса землевладельцев и буржуазии. Гораздо четче, чем раньше, выступили, разноречивые интересы промышленной, торговой и финансовой буржуазии.

Выступая против пережитков феодализма, буржуазия преследовала свои корыстные интересы, но так как остатки феодализма тормозили развитие производительных сил, борьба буржуазии носила прогрессивный характер. Важнейшим идейным оружием буржуазии в этой борьбе была экономическая теориям Рикардо.

Во Франции

Промышленный переворот начался во Франции в последние годы XVIII в. Его ускорила Великая французская революция. Была уничтожена цеховая система, получили признание принципы свободной торговли. Падение феодального режима облегчило миграцию крестьян. Возник рынок труда. В начале XIX в. улучшилось экономическое положение крестьянства. Сбыт промышленных товаров в деревне возрос. Наполеоновские походы расширили экспорт французских готовых изделий. Английская конкуренция вынудила ускорить механизацию производства. Использование английской техники облегчало переход к фабричной системе.

Во Франции были сделаны серьезные изобретения, в том числе в области химических технологий. Филиппом Жераром была изобретена льнопрядильная машина (1810), появился станок Жаккара для изготовления узорчатых шелковых тканей (1805).

Наиболее интенсивно промышленный переворот шел в 20-60 годы XIX в. Развивались фабричное текстильное производство, тяжелая промышленность, возрастала добыча каменного угля, производство чугуна, стали. В 40-50 годы XIX в. быстро увеличилось количество паровых машин. Важную роль в развитии экономики Франции сыграли железные дороги, первая из которых была построена в 1832 г.

До середины XIX в. по уровню экономического развития Франция относилась к числу самых крупных промышленных стран и стояла на втором месте после Англии. В период империи Наполеона III (1852-1870) во Франции возникали десятки акционерных обществ, учреждались различные банки, создавались компании по постройке железных дорог, доков, фабрик, заводов и других предприятий. Быстро развивалась горная и металлургическая промышленность, была построена широкая сеть железных дорог, протяженность которой в 1870 г. составила 17 924 км против 3685 км в 1851 г. Проходил процесс концентрации производства, особенно в металлургической промышленности. Более чем в 10 раз увеличилось число применяемых в промышленности паровых двигателей. За период с 1851 по 1871 г. сельское население уменьшилось на 1,7 млн человек, а городское население увеличилось на 2,1 млн человек.

В США

Промышленный переворот начался в хлопчатобумажной промышленности. Изобретение Уитни в 1793 году хлопкоочистительной машины совершило революцию в переработке хлопка, обеспечило изобилие сырья.

С 30-х годов XIX века промышленный переворот распространился на другие отрасли. Все активнее применялись машины и механизмы на основе использования европейского опыта, собственных изобретений. В 1803 г. появились паровые машины (в Англии – в 1811). В 1807 году Фултоном впервые в мире сооружен пароход, а в 1830 году – первая в США железная дорога.

Все это обусловило очень высокие темпы экономического роста: с 1827 по 1860 гг. объем промышленной продукции увеличился в 8 раз; общая сумма капиталов, вложенных в промышленность, возросла с 50 миллионов долларов в 1820 году до 1 миллиардов долларов в 1860 г.

В результате индустриализации северо-восточной части США превратились в промышленно развитую капиталистическую державу. Быстро росла их доля в мировом промышленном производстве: с 6% в 1820 г. до 15% в 1860 г. По объему промышленной продукции США вышли на четвертое место в мире.

Экспансия на Запад и его быстрое хозяйственное освоение требовали укрепления транспортных связей. В первой половине XIX в. произошла «революция» на транспорте: началось активное развитие речного транспорта, строительство каналов, морского и пассажирского флота, интенсивное железнодорожное строительство. В 1860 г. общая протяженность железных дорог составляла почти половину мировой их протяженности, что послужило стимулом для развития многих отраслей промышленности.