Или лишается политических и экономических мотивов ее дальнейшего ведения. Достигается нанесением противнику таких потерь, компенсация которых возможна лишь в отдаленной перспективе. Также осуществим в случае разрушения всего экономического потенциала государства , в связи с чем дальнейшее ведение им борьбы ведет к необратимому ухудшению обстановки и, в конечном счете, к капитуляции .
Исторический опыт показывает, что принципом сдерживания любой агрессии является угроза неотвратимого и неприемлемого возмездия от государства , подвергнувшегося нападению. Агрессор всегда оценивает ожидаемые «плоды войны . и сопоставляет их с возможным ответным ущербом.
Неприемлемый ущерб служит для потенциального агрессора прогнозным ориентиром, сдерживающим его от нападения даже при наличии факторов, обеспечивающих ему военный успех. По сути, неотвратимость нанесения агрессору ответными действиями неприемлемого ущерба лишает его мотивов развязывания войны . И только ложный прогноз и авантюристическая неадекватность восприятия действительности элитами страны-агрессора могут толкнуть его к началу кровопролития. Тем не менее, эти субъективные факторы не уберегут агрессора от катастрофичных последствий его разрушительной политики .
Любое миролюбивое и экономически развитое государство для сдерживания (предотвращения) агрессии должно самостоятельно (или в составе коалиции дружественных государств) обладать демонстративной способностью нанесения агрессору неприемлемого ущерба . В этом случае потенциал сдерживания будет принят во внимание любым потенциальным агрессором.
В мирное время фактор неприемлемого ущерба требует от потенциального агрессора учета неизбежных собственных катастрофических потерь в подготавливаемой им войне . В период войны этот фактор воздействует на противника в рамках активной обороны .
Неприемлемый ущерб теоретически может воплощаться в трех наиболее характерных стратегических сценариях или их комбинациях:
- наименее трагический (с точки зрения последствий для мирного населения воюющих сторон), состоит в отражения агрессии посредством разгрома вторгшихся ударных группировок противника и выдворения их остатков с собственной территории. В результате агрессор теряет физическую способность к повторному вторжению и продолжению войны . Этот сценарий может быть реализован миролюбивым государством , имеющим явное военное превосходство над агрессором или, по крайней мере, примерно равный с ним боевой потенциал;
- реалистический , состоит в сдерживании эскалации агрессии за счет последовательного уничтожения высокоточным обычным оружием боевого и военно-промышленного потенциала неприятеля. При этом сценарии агрессор теряет политический смысл продолжения войны , хотя и сохраняет физическую возможность ее продолжения;
- наиболее разрушительный , но единственно возможный для более слабого в военном отношении государства , состоит в его способности (в случае вторжения агрессора) наносить ядерным оружием удары по заранее выбранным «целям-заложникам» агрессора, представляющим собой жизненно важные экономические объекты (например, АЭС, гидроузлы, плотины, энергетические установки, химические заводы, нефтяные терминалы), скопление живой силы неприятеля (воинские контингенты) и даже крупнейшие населенные пункты.
Наиболее скоротечным может быть третий сценарий, так как в результате разрушения ключевых объектов и, как следствие, острого ухудшения экологической обстановки, станет невозможной не только экономическая, но и военная деятельность воюющих сторон.
Разнообразие комбинаций из приведенных выше сценариев достаточно велико, однако, для обороняющейся стороны любая из выбранных комбинаций должна быть ориентирована на достижение в ответных действиях неприемлемого для агрессора ущерба.
Спектр воздействующих на агрессора факторов, влияющих на достижение неприемлемого ущерба , чрезвычайно разнообразен. В стратегическом смысле желательно, чтобы любая их совокупность была способна достаточно быстро обеспечивать физическую невозможность, а в военно-политическом смысле - целевую бессмысленность к продолжению агрессии , если она уже развязана. В этом и состоит сущность неприемлемого ущерба как универсального средства сдерживания агрессора от развязывания войны или ее продолжения.
Важно отметить и то, что способность к нанесению неприемлемого ущерба любым государством , владеющим высокоточным дальнобойным оружием , способным разрушать экологически опасные объекты агрессора и другие жизненно важные цели, уравнивает активно задействованную военную мощь противоборствующих сторон, находящихся на существенно разных уровнях экономического и военного развития.
В этой связи к числу наиболее сложных военно-экономических проблем относится вопрос ресурсного обеспечения способности государства для нанесения агрессору неприемлемого ущерба . Если в теоретических оценках ядерных войн есть некоторые исходные данные для расчета сил и средств сдерживания, то для анализа обычных (неядерных) сил и средств сдерживания дело обстоит много сложнее. При этом наиболее актуальной задачей является качественно-количественное обоснование состава и структуры постоянно задействованных неядерных компонентов вооруженных сил мирного времени – боевого потенциала ВС .
Поэтому расчет неприемлемого ущерба требует коллективно-эвристических оценок с привлечением к нему ученых и специалистов гуманитарных научных школ. Попутно заметим, что этот фактор оценки возмездия, равно как и вызванные разрушением материальных объектов человеческие жертвы в расчетах либо игнорируются вовсе, либо учитываются в качестве «сухого остатка». При этом недостаточный учет психологических факторов неприемлемого ущерба приводит – в мирное время - к завышению расходов на оборону или – во время войны – к превышению необходимого уровня самозащиты от агрессии и нанесению государству-агрессору неоправданно высокого ущерба, сопровождаемого массовой гибелью гражданского населения.
Фактор эффективности неприемлемого ущерба проверен многолетней практикой отношений между ядерными государствам ., между которыми не было ни одного прямого силового конфликта. Достаточно привести пример благоприятного разрешения Карибского кризиса в тот период «холодной войны , когда США имели семнадцатикратное превосходство над СССР в стратегическом оружии и в средствах его доставки к целям (5000 ядерных баллистических ракет против 300), но первыми проявили мирные инициативы.
«Неприемлемый ущерб», как важнейшая интегральная дефиниция в структуре оценок и практических действий любой оборонительной стратегии, не должен позиционироваться как устрашающий символ военной мощи. Если потенциальный агрессор будет сознательно введен в заблуждение и в итоге переоценит военную мощь своего противника, то это приведет к наращиванию им своих военных «мускулов». Это в свою очередь потянет гонку вооружений – ведь противник также будет вынужден наращивать свои затраты на оборону .
Может сложиться и иначе: агрессор, недооценив оборонную мощь своей «жертвы», пытается воспользоваться её «немощью», развязывая против нее военные действия .
Разумеется, оборонное строительство и военные приготовления не могут быть абсолютно транспарентны другим государствам . В современных условиях роль удержания секретов, особенно по «прорывным» военным технологиям и технологиям «двойного назначения», резко возрастает. Это связано не только с обеспечением военной безопасности .государства, но и с необходимостью противодействия военно-промышленному шпионажу и завоевания (удержания) рынков экспорта военной продукции.
Но при этом сильному в военном отношении государству не следует укрывать и замалчивать свой военный потенциал, способный нанести любому агрессору «неприемлемый ущерб». Он должен быть официально продекларирован, но не как средство устрашения, а как фактор сдерживания любой агрессии . В этом случае «неприемлемый ущерб» явится эффективной мерой
В 70-е годы прошлого столетия человечество сознало, что массовое использование ядерного оружия порождает глобальные катастрофические явления, такие как «ядерная ночь», «ядерная зима» и «огненный шторм». Ядерные удары с чрезвычайно сильными синергетическими эффектами, многократно усиливающие действия первичных поражающих факторов, могут привести к гибели земной цивилизации. Казалось бы, что осознание этого достаточно, чтобы поставить и решить вопрос о запрещении и ликвидации ядерных вооружений. Вопрос о ликвидации всех запасов ядерного оружия и о запрете его производства был озвучен в громких заявлениях Михаила Горбачева, в бытность его руководителем СССР. Ныне, в духе последнего генсека, такие заявления озвучил президент США Барак Обама. Однако слова Горбачева так и остались словами. Думаю, что заявления президента США не приведут к запрещению ядерного оружия. Сегодня мы наблюдаем обратное, к странам, уже имеющим ядерное оружие, добавляются все новые «члены ядерного клуба». Это закономерный процесс, так как обладание ядерным оружием делает его владельца способным защитить себя от более сильного агрессора и быть неизмеримо сильнее в военном отношении по сравнению с теми, кто такого оружия не имеет. Это обстоятельство стало более важным, чем соображение о возможной ядерной катастрофе.
Политика «изгоизации» и действия США и НАТО подталкивают к обладанию ядерным оружием. Конкретными и наглядными примерами подобного рода действий могут служить агрессивная война НАТО против Югославии в 1999 году и интервенция США и их союзников против Ирака в 2003-м. Сейчас США и Израиль разрабатываю варианты военной акции против «изгоя» Ирана. Кстати, некоторые политики в США и НАТО причисляют к «изгоям» и Россию.
Политика «добрых» отношений между государствами и главами этих государств, заключение новых соглашений в этой области, это важно и нужно, но не может быть гарантией от обострения обстановки между государствами и в мире вплоть до самих крайних пределов. В сложившихся условиях имеется единственный путь предупреждения ядерной войны - сделать ее недопустимой (опасной) для тех, кто собирается ее начать, и тех, кто собирается в ней участвовать.
Сделать войну недопустимой возможно только при условии, что страна-агрессор не начнет ядерную войну, если будет знать, что после ее ядерного удара он получит для себя неприемлемый (недопустимый) ущерб в результате ответной реакции со стороны, подвергшейся нападению, или в качестве нежелательных экологических последствий собственного удара.
При таком подходе применение одного показателя «неприемлемого ущерба» недостаточно. Необходимо ответить на другие вопросы - например, будет приемлемый и непоправимый ущерб?
Под неприемлемым для агрессора ущербом будем понимать такой ущерб, предварительная оценка которого вынуждает его отказаться от агрессии, так как выгода от данной акции становится ниже возможных нежелательных последствий ответного удара. Неприемлемый ущерб обладает сдерживающим свойством.
Под непоправимым ущербом будем понимать ущерб, приводящий к катастрофическим последствиям, сопоставимым с мировой экологической катастрофой, то есть ущерб, подрывающий биосферу Земли и имеющий непредсказуемые катастрофические глобальные последствия для всего мира.
Под приемлемым для агрессора ущербом будем понимать такой ущерб, предварительная оценка которого побуждает к агрессии, так как после его ядерного превентивного удара он получит для себя приемлемый (допустимый) ущерб в результате ответной реакции со стороны, подвергшейся нападению.
После ратификации нового Договора СНВ и его выполнения у каждой из стороны останется 1500 боевых блоков, что значительно больше, чем требуется для решения задачи сдерживания. Как уже отмечалось многими экспертами, для сдерживания агрессора достаточно несколько сот ядерных боезапасов, которые достигнут целей и нанесут неприемлемый ущерб в результате ответной реакции со стороны, подвергшейся нападению. Потери блоков в ходе нанесения ответного удара не учитывались. Вместе с тем потери боевых блоков зависят от многих факторов и условий, основными из которых будут: наличие и эффективность системы ПРО; способность ядерного вооружения сохранять боевую эффективность в условиях воздействия противника; особенности и способы применения СНП агрессором, предназначенных для поражения вооружения и обеспечивающих систем ракетных войск.
Цифры обосновываются ссылками на численность ВС других государств мира, прежде всего европейских, а также ограниченностью материальных возможностей государства. Сегодня, когда военный бюджет достиг достойных размеров, экономию на нем как оправдание малочисленной армии, о чем говорят либералы, нельзя считать веским основанием. Вряд ли можно признать корректными и сравнения с ВС наших западных соседей – слишком различны условия обеспечения военной безопасности, ведь по территории Россия больше, чем все страны Европы, вместе взятые.
Возникает естественный вопрос: а какими все-таки должны быть наши Вооруженные Силы по численности, структуре, оснащенности вооружением и военной техникой.
Выработка облика ВС РФ, как, впрочем, и любой другой армии мира, вопрос достаточно сложный. Каждая страна использует для этих целей свои подходы, и Россия не исключение. Методология выработки облика ВС достаточно сложна. Приходится учитывать множество факторов и условий, влияющих на решение задач обеспечения национальной безопасности. Однако ВС любой страны по сути не что иное, как организационно-техническая система, предназначенная для решения определенного круга задач. В этом смысле для обоснования пусть даже на уровне грубых оценок облика ВС любой страны вполне применимы методические подходы, которые используются для определения состава и структуры всякой крупной системы, в том числе гражданского предназначения.
Первые шаги руководителя
“ Приз за разгром России – мировое господство. Поэтому западные и транснациональные элиты готовы на огромные жертвы ”
С чего начинает разумный человек, создавая промышленное предприятие, торговый комплекс, объект образования, здравоохранения или нечто подобное? С определения целей и задач. При этом первые отражают общий конечный результат функционирования системы, а вторые детализируют их, раскрывая нюансы и грани.
Следующим этапом организатор анализирует условия, в которых ему предстоит работать. Здесь он выделяет среду функционирования, особенности объекта воздействия или обслуживания, характер влияния на свою организационно-техническую систему вышестоящих по иерархии органов и структур, а также институтов обеспечения и взаимодействия. Проведя эту важную и достаточно объемную работу, толковый созидатель или реформатор берется за ключевое звено – определение путей, методов и способов решения задач, ведущих к достижению целей. В итоге становится полностью понятно, как должна работать система. Это уже позволяет ему сделать следующий шаг и установить, какие силы, ресурсы и средства следует привлечь для ее функционирования, чтобы реализовать наиболее целесообразным образом с минимальными затратами избранную технологию. Остается определить, как эти элементы структурировать, организовать управление и обеспечение всем необходимым. В итоге руководитель получает организационно-техническую систему, которая позволит ему достичь поставленных целей с минимальными расходами и наибольшей выгодой или выигрышем. Владельцы торговых сетей, расширяя их, также опираются в явном или опосредованном виде на такую же методику. Примеров можно привести еще много. Констатируем главное: такой подход вполне позволит определить, опираясь исключительно на общедоступную информацию, целесообразный облик любой армии мира, в том числе российской.
На страже большого куша
Применительно к ВС РФ такая методика, естественно, будет иметь свою специфику. Поэтому работа по определению облика Вооруженных Сил начинается с анализа геополитической ситуации, регионального международного положения страны и наметившихся тенденций ее изменения вплоть до долгосрочной. Особое внимание обращается на интересы мировых центров силы и конкретного государства, в нашем случае – России. Итогом должна стать полная картина характера (в частности глубины) различных межгосударственных противоречий с выделением таких, которые могут привести к вооруженным конфликтам. На этой основе определяются существующие и перспективные военные угрозы, которые необходимо парировать. При этом оценивается их реализуемость с учетом комплекса предпринимаемых государством мер противодействия. Важный элемент – определение источника военных угроз – стран или транснациональных структур и организаций. Делается оценка их потенциала, возможностей по ведению различных форм вооруженного противоборства, пространственного и временного размаха действий. На этом этапе очень значимо определение так называемого неприемлемого ущерба для источников военных угроз. Но стоит напомнить, такой ущерб не является чем-то незыблемым, раз и навсегда данным. Изменение геополитических и региональных международных условий, внутренней обстановки влияет на ситуацию в широких пределах. Неприемлемый ущерб напрямую связан с ожидаемым выигрышем в случае успеха нападения. Если куш невелик, агрессор много раз подумает, а стоит ли затевать драку. Это, правда, не относится к России. Приз за ее разгром – мировое господство. Поэтому западные и транснациональные элиты готовы на огромные жертвы. Но к этому не готовы народы стран Запада. В этом их беда.
В итоге определяются цели строительства и развития ВС. При этом надо подчеркнуть, что Вооруженные Силы решают задачу защиты страны от угроз исключительно военными методами. Часто можно услышать от некоторых политиков и даже отдельных «экспертов», что врага надо побеждать невоенными методами и ВС должны готовиться именно к таким действиям, а не к вооруженной борьбе, пусть даже и в иных формах, чем ранее. Заметим, что войны ведутся не армиями, а государствами и в таком противостоянии дипломатическая, экономическая, информационно-психологическая и иная борьба – прерогатива соответствующих структур. ВС сосредотачиваются на вооруженном противоборстве. Причем не одни – в нем, помимо ВС, участвуют и другие компоненты военной организации государства, в частности спецслужбы и МВД. Так что не надо «вешать» на ВС те вопросы, которые их не касаются. Здесь, кстати, уместно заметить, что если противоречия, вызывающие межгосударственный конфликт, достигли критического уровня, никакие дипломатические усилия и уговоры, экономические санкции или наоборот посулы, информационное давление не повлияют на решимость агрессора в решающей степени. Таким фактором может стать только военная мощь государства, в частности боевой потенциал его ВС. Да часто и невозможно без грубой, убойной силы отразить агрессию, например, «бородатых» фанатиков. Таких останавливает только пуля или снаряд.
Далее определяются возможные способы и формы реализации военных угроз. Это необходимо для корректного формулирования задач ВС. Здесь обращается внимание на способы и формы развязывания агрессии и ведения военных действий, особенности применения ВС в целом и отдельных видов и родов войск. Анализируются вероятные, применяемые источниками угроз ВВТ, условия, в которых ожидается переход к применению того или иного оружия. При этом особое внимание обращается на цели и условия применения наиболее опасных видов, в частности ОМП. Надо помнить, что далеко не только ядерное оружие относится к средствам массового поражения. США сегодня продолжают разработку биологического оружия. Это хорошо известно из различных источников. А химическое оружие США и их союзники пока даже не удосужились уничтожить в соответствии с международными договорами. Их «гибридные армии» – иррегулярные формирования, развернутые в разных странах, против которых ведутся войны, активно применяют химическое оружие, пока главным образом в пропагандистских целях, как провокацию, для оправдания вмешательства США в конфликт своими регулярными ВС. Однако в дальнейшем это может стать и непосредственно боевым применением.
В результате всей этой работы сформируется основа для определения задач ВС по обеспечению национальной безопасности, а также методов, способов и форм их решения. Задачи Вооруженных Сил определяются на мирное и военное время. Они должны формулироваться максимально конкретно, вплоть до определения числовых показателей – критериев уровня их решения.
Для определения методов, способов и форм решения задач необходимо определить допустимый расход сил, средств и ресурсов государства на национальную безопасность, в частности на строительство и развитие ВС. С учетом ранее проведенной работы, задач и ограничений в тратах общества на оборону устанавливаются наиболее целесообразные методы обеспечения национальной безопасности, в частности военной. При этом определяется возможность применения различных видов вооружений и условия их ввода в действие. Особенно детально прорабатывается вопрос применения ядерного оружия. Далее устанавливаются организационные формы реализации этих способов действий.
По собственному опыту
Таким образом основа для расчета потребного боевого состава и численности ВС сформирована. Боевой состав определяется, исходя из требования обеспечить возможность окончания возникшей войны или разрешения вооруженного конфликта с приемлемым для страны исходом. При этом особое внимание обращается на временные показатели: быстроту создания нужной группировки, ее развертывания в район боевых действий и урегулирования конфликта в сроки, позволяющие исключить его эскалацию в более крупный, или появление неприемлемых побочных эффектов – международных, внутренних социально-политических и экономических. Определяется потребный состав соединений и частей постоянной готовности (ПГ) и кадрированных. По моему частному мнению, при значительных ограничениях на численность ВС мирного времени целесообразно изыскивать возможность увеличения доли соединений и частей кадра, не в ущерб, конечно, оперативности создания группировки в необходимые сроки. Правда, вопрос этот касается главным образом сухопутных войск. ВМФ, ВКС и РВСН в основном представляют собой виды ВС постоянной готовности.
“ Одной из важнейших задач с началом войны или вооруженного конфликта станет территориальная оборона прилегающих территорий ”
Работа завершается определением состава и численности соединений тыла, предназначенных обеспечивать боевые действия оперативных группировок войск и сил. Следует отметить, что одной из важнейших задач с началом войны или вооруженного конфликта станет территориальная оборона прилегающих территорий. Эта достаточно сложная задача. В частности, как показал опыт первой и второй чеченских войн, полноценно решить ее не удалось, иначе трагедий Буденновска и других подобных им не было бы. С определением состава группировок с учетом характера боевых действий могут быть уточнены формы их применения.
Наконец, появляется возможность перейти к определению облика ВС. Прежде всего обращаем внимание на функциональную структуру ВС. Под ней понимается выделение в ВС составных частей, призванных решать группу специфических задач, позволяющих достичь одной из целей существования ВС. В открытой печати уже давно гуляют два понятия, применительно к российским ВС – Силы общего назначения (СОН) и Силы стратегического сдерживания (ССС). Это и есть две функциональные компоненты наших ВС. Такие же, но под иным наименованием имеются в ВС всех стран, имеющих ядерное оружие – США, Великобритания, Франция, Китай, Индия, Израиль и Пакистан, а теперь еще и КНДР. Однако изменение характера вооруженной борьбы в современных условиях может потребовать уточнения и этой устоявшейся в прошлые десятилетия структуры в направлении увеличения количества функциональных компонент. Так что рассматривать эту структуру как незыблемую сегодня уже нельзя.
Далее может быть уточнена (если в этом есть необходимость) структура видов и родов войск ВС. Необходимость в этом возникает в случае радикального изменения характера вооруженной борьбы, появления новых ВВТ. Примером может служить создание ВКС России, поводом к чему, в частности, могло послужить появление средств ПВО-ПРО и самолетов истребительной авиации, способных эффективно вести борьбу не только в воздушным пространстве, но и в ближнем космосе. Безусловно, свою роль сыграло радикальное повышение значения орбитальных средств в борьбе в воздухе, на земле и на море. С учетом оперативных показателей могут быть уточнены типовые формирования войск и сил различного уровня: тактического, оперативного и оперативно-стратегического.
Становится более или менее ясен потребный боевой и численный состав ВС военного времени. А с учетом возможностей по развертыванию соединений и частей кадра – и мирного времени. На основе всех этих данных разрабатывается состав и структура системы управления и всестороннего обеспечения ВС. Такова в основных чертах методология, с опорой на которую мы сможем, пусть в грубом приближении, обосновать целесообразный облик наших ВС. Стоит еще раз подчеркнуть: ни на одном из приведенных этапов этой работы нет ссылки на опыт других стран или подобную этому иную глупость. Каждая страна уникальна и потому имеет свои, только ей присущие ВС. В истории, да и сегодня нет ни одной армии в мире, которая была бы похожа даже в основных чертах на любую иностранную. Требовать строить наши ВС по заемным клише может только глупец или враг.
«Росинформбюро» публикует статью Сергея Сторожевского. Ветеран РВСН предлагает немедленно приступить к созданию Системы Обеспечения Гарантированного Нанесения Неприемлемого Ущерба агрессору. Ряд положений этой статьи носят дискуссионный характер. Напоминаем, что мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
В начале 21-го века военная машина США вышла на новый уровень развития и увеличила свое колоссальное преимущество в практической реализации прорывных технологий:
– были созданы боевые лазеры и электромагнитные пушки;
– гиперзвуковые ударные системы доведены до летных испытаний;
– ВВС укомплектованы самолетами пятого поколения;
– NASA перешло к использованию многоразовых беспилотных космических кораблей;
– Пентагон ввел в действие тотальную систему мониторинга земной поверхности и приступил к созданию глобальной ПРО.
И это только начало списка. По понятным причинам, которые нет смысла перечислять, наша страна не может на равных соперничать с Америкой. У России остается единственная возможность сохранения своих позиций – уход от традиционного военного соперничества. Нужно компенсировать относительную слабость военно-промышленного потенциала созданием гибкой Системы Обеспечения Гарантированного Нанесения Неприемлемого Ущерба (СОГННУ). Главной особенностью СОГННУ должна стать ее эффективность при нанесении превентивного удара по нашей территории.
Сейчас Российская Федерация обладает силами ядерного сдерживания наземного, морского и воздушного базирования. Их основу, по степени гарантированности использования, составляют Ракетные войска стратегического назначения (РВСН). Сегодня на боевом дежурстве находятся ракеты на стационарных и мобильных пусковых установках. Боевое дежурство в постоянной готовности обеспечивает пуск ракет в течение, приблизительно, минуты, после получения приказа.
Самыми эффективными были тяжелые ракеты с разделяющимися головными частями (РГЧ) и комплексной системой преодоления противоракетной системы обороны ПРО. Дальность их действия позволяла поражать цели не только по траекториям наименьших энергий. Вероятность доставки полезной нагрузки была значительно выше 90%.
Стационарные ракеты наземного базирования размещены в защищенных пусковых установках и сконцентрированы в позиционных районах. Эти районы прикрыты средствами ПВО, а деятельность агентурной сети и диверсионных отрядов в них затруднена.
Пусковые установки (ПУ) и командные пункты (КП) стационарного типа – это хорошо защищенные сооружения, способные выдержать избыточное давление до 200 кг на квадратный сантиметр и сохранить работоспособность при прохождении сейсмических волн возникающих при взрыве ядерного боеприпаса.
Совершенно другая ситуация возникает с мобильными стратегическими комплексами. Они несут дежурство в местах постоянной дислокации на позициях защищающих лишь от атмосферных осадков. Избыточное давление 0,3 кг на см. квадратный уничтожает комплекс. На марше «Тополя» и «Ярсы» практически беззащитны. Толщина углеволоконной обечайки твердотопливной ракеты – меньше миллиметра, а пусковые контейнеры не защищают даже от пуль. Таким образом, любое боестолкновение приведет к невозможности пуска ракеты.
Еще во время проведения операции «Буря в пустыне», диверсионные группы английского и американского спецназа показали свою эффективность против подвижных оперативно-тактических комплексов Ирака. Находясь на расстоянии 2-2,5 км, они гарантированно выводили из строя ракету, используя специальное снайперское стрелковое вооружение. Для этого достаточно было одного попадания пули в контур ракеты.
Развитие технологий в области переносных зенитных комплексов, робототехники, БЛА, высокоточного крупнокалиберного дальнобойного снайперского , робототехники и автоматических боевых модулей, дают новые возможности в нейтрализации стратегических ракет прямо над районом их размещения.
В настоящее время США в непрерывном режиме осуществляют контроль за стратегическими объектами РВСН. Только безответственные руководители могут думать, что колонна крупногабаритной техники, растянувшаяся на марше до километра, издавая шум в 100-120 децибел и оставляя на грунте четкую колею, может скрытно покинуть район постоянной дислокации и незамеченной выдвинуться на новую позицию.
В мирное время территория современной России уже не безопасна как для граждан, так и для охраняемых объектов. Не следует питать иллюзий, достаточно системно анализировать сводки происшествий.
Повторяю: мобильные грунтовые стратегические комплексы типа «Тополь», «Тополь-М», «Ярс», «Авангард» крайне уязвимы и не могут гарантировать нанесение неприемлемого ущерба противнику.
В этих условиях нельзя тратить деньги на неэффективные проекты.
Проекты, гарантированно наносящие неприемлемый урон противнику. Мы не должны ставить задачи выиграть войну у США, это время надолго ушло. Мы должны создать систему способную в автономном режиме, при заданных параметрах критической ситуации, нанести противнику неприемлемый ущерб. Критической ситуацией может быть уничтожение наших штабов и систем управления войсками. Критическая ситуация – потеря сигнала между Системой Возмездия (СОГННУ) и нашими Командными Пунктами.
Против кого должна быть направлена СОГННУ?
В первую очередь СОГННУ должна быть направлена против США и Великобритании, а также, к сожалению, против стран сателлитов. Всё это вместе несколько выходит за рамки блока НАТО.
Что такое неприемлемый ущерб?
Понятие неприемлемый ущерб применимо к следующим областям:
- военная инфраструктура и личный состав вооружённых сил;
- промышленность;
- инфраструктура;
- население;
- экология;
- элита.
Самым справедливым и эффективным было бы уничтожение элиты, в смысле, центра ответственного за принятие фатального решения.
Самыми уязвимыми целями являются: среда обитания, население, инфраструктура и промышленность. Иллюзий быть не должно, Земля, это большая подводная лодка и ответственность распределяется между всеми членами экипажа.
Что делать?
Исходя из ясных целей и возможностей, а также запаса времени, надо сконцентрировать ресурсы на наиболее эффективных и реалистичных направлениях создания СОГННУ. У нас есть наработки, мы не начинаем с ноля.
Достаточно взглянуть на обширные морские территории вокруг США, Великобритании и их сателлитов. Вариантов может быть много. Размещение донных стационарных фугасов большой мощности с элементами неизвлекаемости. Размещение автономных, «спящих» подводных пусковых установок баллистических и крылатых ракет размещённых на оптимальных дистанциях от целей, использование боеприпасов наносящих максимальный ущерб окружающей среде и пр.
Стратегия развития нашей системы безопасности должна заключаться не в безумном вкачивании ресурсов в передовые, но традиционные системы вооружения, они нас не спасут. Мы должны действовать неожиданно, быстро и грамотно. Когда в темном переулке вас окружила группа бандитов с намерением убить, правила и кодексы чести неуместны. Пожалуй, это единственный случай, когда цель – защита Родины-оправдывает любые средства.
Сколько времени у нас осталось?
Времени осталось не так уж много. Прототипы западных гиперзвуковых аппаратов, лазерных установок, ударных БЛА и новейших противоракет совсем скоро превратятся в действующие образцы военной техники и поступят на вооружение. Это нарушит хрупкое равновесие стратегических сил и сделает нашу страну беззащитной перед любым, даже неядерным нападением со стороны развитого Запада. Единственная возможность предотвратить этот печальный сценарий – немедленная реализация элементов Системы Обеспечения Гарантированного Нанесения Неприемлемого ущерба агрессору.
Подвижные грунтовые ракетные комплексы «Тополь» еще могут послужить до 2019 года.
Фото из каталога «Оружие России»
Публикация в американской газете Wall Street Journal статьи «Мир без ядерного оружия» послужила началом очередного витка дискуссий за безъядерный мир. Ее авторы – бывшие госсекретари США Генри Киссинджер и Джордж Шульц, бывший министр обороны США Уильям Пери и бывший председатель сенатского Комитета по Вооруженным силам Сэм Нанн – призвали «великие державы» начать процесс полной ликвидации ядерных вооружений.
На протяжении последующих двух лет институциональная база «безъядерного движения» укрепилась. В Гарвардском университете запущен проект по проблемам ликвидации ядерного оружия, аналогичный проект инициировал Международный институт безопасности. Эксперты в области безопасности стран ЕС создали Люксембургский форум, призванный вырабатывать стратегические проекты в области нераспространения ядерного оружия и ядерного разоружения. Гарвардский университет провел конференцию, посвященную 20-летию подписания Договора о РСМД и перспективам придания ему универсального характера. Следующим шагом стала международная конференция в Осло, организованная Гарвардским университетом и Институтом Гувера, в работе которой приняли участие делегации 128 государств. В Париже состоялась учредительная конференция нового движения «Глобальный нуль» (Global Zero), после чего администрация президента США попыталась вывести обсуждение вопросов ядерного разоружения на международный уровень.
Ключевые его положения были озвучены в Пражской речи Барака Обамы, впоследствии принесшей ему Нобелевскую премию мира.
КТО СПОТЫКАЕТСЯ О КРАЕУГОЛЬНЫЙ КАМЕНЬ ПОЛИТИКИ
В усилившейся дискуссии в рамках концепции Global Zero все громче слышны голоса тех, кто ставит под сомнение адекватность традиционных подходов к определению будущего ядерного оружия и предлагает пересмотр понятийного аппарата и концепций, «унаследованных от прошлого». В этой связи обращают на себя внимание попытки внедрения в массовое сознание российской группой либеральных теоретиков ядерного сдерживания ряда спорных тезисов, направленных на пересмотр содержания категории «неприемлемый ущерб», которая является основополагающим понятием в большинстве дискуссий о перспективах отечественных ядерных сил. Декларируемые тезисы позволяют зачастую прийти к радикальным взглядам на будущее ядерного оружия как инструмента защиты национальных интересов Российской Федерации. На фоне втягивания Москвы в обсуждение концепции Global Zero и ожиданий Запада от России практических шагов по ликвидации своих ядерных вооружений обсуждение этого вопроса приобретает особую остроту.
Основа выдвигаемых идей по пересмотру концепции неприемлемого ущерба изложена в книге «Россия и дилеммы ядерного разоружения» под редакцией Алексея Арбатова, Владимира Дворкина, Сергея Ознобищева, изданной в ИМЭМО РАН в 2012 году, в которой весьма рельефно выдвинута группа тезисов.
Первый – главным недостатком подхода, базирующегося на использовании категории «неприемлемый ущерб», является его неопределенность.
Второй – величина неприемлемого ущерба зависит от исторических, экономических, социальных, психологических и других факторов, различных для всех государств. Известные критерии Андрея Сахарова, Роберта Макнамары и европейских аналитиков (полагавших достаточным для сдерживания несколько единиц боезарядов) носили сугубо теоретический характер, а результаты обширных исследований в этой области нельзя признать успешными.
Третий – дискуссия с целью определения согласованной величины неприемлемого ущерба в практическом отношении бесплодна.
Четвертый – в качестве критерия сдерживания более целесообразно было бы принимать примерный баланс потенциалов ответного удара. Гарантия взаимной способности ответного удара, оставаясь в центре стабильности, может впредь предполагать существенно пониженные критерии нанесения ущерба и менее жесткие требования к условиям выполнения этой задачи.
В военно-политический лексикон термин «потенциал гарантированного уничтожения» в 1967 году ввел министр обороны США Роберт Макнамара, тесно связывая его с понятием неприемлемого ущерба. Сам Макнамара следующим образом определял эту связь: «Краеугольным камнем нашей политики остается сдерживание от нанесения ядерных ударов по США или их союзников. Это становится возможным для нас путем сохранения способности к нанесению неприемлемого ущерба любому отдельно взятому агрессору или коалиции агрессоров в любой момент в процессе обмена ядерными ударами, даже в случае внезапного первого удара. Выше упомянутое может быть определено в качестве нашего потенциала гарантированного уничтожения».
Значения критериальных показателей неприемлемого ущерба были определены как поражение одной трети советского населения и двух третей промышленности СССР. Эти количественные значения были получены безотносительно оценок того, что действительно могло сдержать СССР, а с учетом эффективности ядерных ударов по густонаселенным районам. В 1960-х годах аналитики Пентагона полагали, что предложенный Макнамарой критерий неприемлемого ущерба обеспечивается доставкой 400 Мгт к объектам поражения на территории СССР. Критерием Макнамары руководствовался Вашингтон при определении количественного состава и боевых возможностей стратегических наступательных вооружений, которые должны были обеспечить его достижение в любых условиях развязывания военного конфликта.
Ближайшие помощники Макнамары Алан Энтовен и Уолтер Смит высказывались по этому поводу весьма определенно: «Сдерживание было переведено в гарантированное уничтожение, а гарантированное уничтожение – в количественные показатели достаточности... Главной причиной, почему мы остановились на 1000 ракетах «Минитмен», 41 подводной лодке «Поларис» и примерно около 500 бомбардировщиках, было то, что эффект от дальнейшего увеличения их числа был бы меньшим, чем связанные с этим затраты».
До Макнамары также существовали различного рода оценки масштабов применения ядерных сил, однако выражаемые не в терминах неприемлемости последствий, а в терминах требований к ядерным силам. Макнамара и его команда оказались первыми, кто поставили и решили вопрос о достаточности наносимого противнику ущерба. Тем не менее заслуживают внимание оценки «домакнамаровского периода»: критерий Гарри Трумэна – обеспечение «убийства нации» доставкой 400 ядерных боеприпасов (ЯБП); критерий Комитета стратегических оценок США – обеспечение «убийства нации» доставкой 100 ЯБП; американские исследования 50-х годов – потери 40% населения и 60% производства, обеспечивающиеся доставкой 50 ЯБП; критерий Германа Кана – прекращение исторического развития страны путем поражения 50–100% населения.
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЯДЕРНОЙ ВОЙНЫ
В 70-х годах понимание критериев неприемлемого ущерба значительно углубилось. В целях оптимизации применения ядерных сил США, а также замедления восстановления экономики противника в случае войны стали учитывать не только прямой, но и косвенный ущерб экономике. Отсюда берет свое начало концепция выборочных ударов по ключевым отраслям промышленности. Аналогичный подход был применен американцами и к оценке собственной уязвимости на региональном, отраслевом и общенациональном уровнях. С одной стороны, это позволило выработать к началу 80-х годов комплексный подход к проблемам защиты гражданского сектора вместе с военным планированием, мобилизационной подготовкой экономики, а также к ведению переговоров о сокращении стратегических ядерных вооружений. С другой стороны, это привело к более глубокому осознанию критериев неприемлемого ущерба, что позволило, например, уже в конце 70-х годов отойти от критерия Макнамары и начать использование критерия Гарольда Брауна (известного физика, министра обороны в администрации Джимми Картера). По критерию Брауна неприемлемый ущерб с учетом различных факторов обеспечивался доставкой 200 боевых блоков мегатонного класса, то есть по отношению к макнамаровским оценкам был снижен в два раза.
В 80-х годах подходы к выработке критериев неприемлемого ущерба дифференцируются в зависимости от характера и варианта удара, важности объектов и дополняются качественными характеристиками состояния государства как социально-экономической и политической общности. В этот период зарождается актуальный и по сей день подход к идентификации критериев неприемлемого ущерба, базирующийся на определении возможных постядерных состояний и минимизации их количества. Базовая идея такого подхода в западных исследованиях была высказана Артуром Катцем в его работе «Жизнь после ядерной войны. Социальные и экономические потрясения после ядерной атаки по США», опубликованной в Кембриджском университете в 1982 году. В частности, выделялись следующие состояния страны:
– биологическое выживание разрозненных групп людей при отсутствии какого-либо управления ими и полном развале страны;
– региональное выживание при сохранении отдельных звеньев административно-политической структуры и отсутствия централизованного руководства ими на общенациональном уровне;
– государственное выживание, при котором сохраняются жизнеспособные общенациональные органы управления;
– социально-политическое выживание, при котором государство в целом сохраняет способность контролировать обстановку и проводить независимый курс на международной арене.
Необходимость конкретизации и параметризации указанных состояний на сегодняшний день выступает в качестве основного источника проблем методологического характера. До конца эта задача не решена. При этом уже к середине 80-х годов уровень развития математических инструментов позволял обеспечить связь между идентифицированным постядерным состоянием субъекта или объекта сдерживания с количеством доставляемых ЯБП, которое можно рассматривать в качестве одного из измерений критерия неприемлемого ущерба (КНУ). В частности, англосаксонские «фабрики мысли» давали следующие ответы на этот вопрос.
Стэндфордский институт: нанесение выборочных ударов 750-1250 ЯБП малого класса мощности по предприятиям 15 базовых отраслей промышленности США приведет к потери 33% производственных мощностей этих отраслей. При этом сохранившиеся мощности будут не в состоянии функционировать с прежней эффективностью. Валовый национальный продукт США не превысит 65–75% довоенного уровня. Время восстановления – 9 лет.
Кембриджский университет: удары 300–800 ЯБП различной мощности нанесут неприемлемый ущерб США.
Корпорация РЭНД (сокращение от Research and Development – научно-исследовательские разработки): нанесение ударов 200–300 ЯБП приведет к нарушению региональных экономических связей, вследствие чего экономика США не будет представлять собой единое целое; а удары по территории США 500 ЯБП по 550 кт и 200–300 ЯБП по 100 кт приведут к полному развалу экономики. Потери населения составят 65% (через неделю после нанесения ударов без учета мер защиты).
На современном этапе при идентификации критериев неприемлемого ущерба наибольшее распространение получили подходы, связанные с оценками уровня поражения военного и экономического потенциалов и временем их восстановления, а также подход, базирующийся на использовании математической геополитики, в частности, использующий понятия геополитического статуса и геополитической дистанции. Оба они базируются на необходимости конкретизации постядерных состояний объекта сдерживания.
Таким образом, на протяжении нескольких десятилетий понятие «неприемлемый ущерб» выступало в качестве основополагающего при рассмотрении таких категорий, как паритет, стратегическая стабильность, превосходство, сдерживание, военно-стратегический баланс. Это позволило обеспечить успешное решение вопросов, связанных с проблемами разоружения, заключения договоров о сокращении вооружений или при принятии решений о направлениях дальнейшего развития стратегических вооружений. Тем не менее сейчас ставится вопрос о пересмотре сложившихся подходов.
ВЗГЛЯД С ДРУГОГО БЕРЕГА
Итак, рассмотрим более детально упомянутые ранее тезисы, являющиеся, по мнению их авторов, достаточным основанием для отказа (либо пересмотра сути) использования категории «неприемлемый ущерб».
Первый – главным недостатком подхода, базирующегося на использовании категории «неприемлемый ущерб», является его неопределенность. При рассмотрении концепции неприемлемого ущерба наиболее сложной является задача формирования цели ядерного конфликта и ее соотнесение (взвешивание) с получаемыми потерями и выгодами. Как было показано выше, эта задача связана с идентификацией постядерных состояний государства-агрессора и их минимизацией. Сложность решения проблемы идентификации КНУ обусловлена проблемами чисто методологического характера, вызванными невозможностью полного учета в формальных моделях всего множества значимых факторов. Однако несовершенство существующего методологического инструментария ни в теоретических, ни в прикладных исследованиях никогда не являлось достаточным основанием для их прекращения. Скорее наоборот, этот факт должен выступать в качестве движущей силы на пути к развертыванию и интенсификации широкомасштабных исследований по данной проблематике. В качестве примера можно привести задачи, которые решались математиками десятилетиями и столетиями, – доказательство гипотезы Пуанкаре, великой теоремы Ферма и другие.
Второй – величина неприемлемого ущерба зависит от исторических, экономических, социальных, психологических и других факторов, различных для всех государств. Критерии Сахарова, Макнамары и европейских аналитиков (полагавших достаточным для сдерживания нескольких единиц боезарядов) носили сугубо теоретический характер, а результаты обширных исследований в этой области нельзя признать успешными.
Несмотря на сложность решения и гиперпараметричность задачи идентификации критериев неприемлемого ущерба, их спектр не ограничивается только критериями Сахарова и Макнамары.
Действительно, психологический характер сдерживания признан давно. Обусловлено это осознанием того, что итоговым объектом сдерживания фактически является высшее руководство государства – потенциального агрессора, как орган, принимающий решение. В этой связи роль психологической функции в составе механизма силового стратегического сдерживания не ставится под сомнение. Прежде чем связывать влияние психологических факторов на критериальные значения показателей неприемлемого ущерба, отметим, что в настоящее время специалистами выделяется два направления исследований неприемлемости последствий:
– определение объективных уровней неприемлемости, предполагающее комплексный анализ различных сфер функционирования государства в условиях воздействия средств вооруженной борьбы;
– определение субъективных (воспринимаемых) уровней неприемлемости, предполагающее анализ механизма принятия «порога неприемлемости» и базирующееся на том факте, что для анализа неприемлемости важна не столько собственно оценка «физического» ущерба, сколько оценка его восприятия.
Очевидно, что существует различие между объективным и субъективным уровнями неприемлемости ущерба. Причем значения показателей второго из них могут оказаться на порядки меньше первого.
Признание существования субъективных уровней неприемлемости последствий позволяет некоторым исследователям минимизировать традиционные уровни ущерба до одного – нескольких боевых блоков, доставляемых к территории противника. При этом в качестве основных аргументов в пользу своей правоты используются не научные инструменты, а высказывания известных политиков, достоверность которых проверить не представляется возможным. Такой подход породил целое семейство субъективных критериев неприемлемого ущерба. К их числу относятся так называемые критерии Мао Цзэдуна (90% населения применительно к своей стране), Шарля де Голля (несколько боевых блоков), Джона Кеннеди (несколько боевых блоков), Рональда Рейгана (один боевой блок) и другие.
Само существование именно этих, часто цитируемых субъективных КНУ носит весьма условный характер. Причины этого обусловлены тем, что сделанные видными политическими деятелями заявления велись не в контексте обсуждения проблематики неприемлемого ущерба, а поэтому являются лишь информационной посылкой оппонентам о возможной реакции обороняющейся стороны на применение вероятным противником против нее ядерного оружия. Так, в основу критерия Мао Цзэдуна положен посыл, свидетельствующий о декларативном безразличии к наличию у оппонента ядерного оружия. Кстати, в период ядерной монополии такого рода политика была характерна и для советской дипломатии. Посылы Кеннеди, Рейгана и де Голля говорят о том, что даже при падении одного блока на их территорию агрессор получит ядерное возмездие. Тем самым в заявлениях известных политических лидеров прослеживается одна и та же мысль о недопустимости ядерного шантажа со стороны вероятного противника. Только в основу стратегии Мао Цзэдуна положена стратегия защиты слабого от сильного, а в основу американских лидеров – защита сильного от сильного. Поэтому и значения критериальных показателей заявляемого субъективного КНУ существенно отличаются: слабый игрок декларирует безразличие, заявляя о верхней границе неприемлемости, а сильный игрок говорит о нижних значениях этого параметра.
В целом, не отрицая существование субъективных уровней неприемлемости последствий вооруженной борьбы, необходимо констатировать, что достоверность сформулированных ранее субъективных критериев Мао Цзэдуна, Шарля де Голля, Джона Кеннеди, Рональда Рейгана до настоящего времени не подтверждена результатами ни индуктивных, ни тем более логико-дедуктивных методов анализа.
Третий – субъективные критерии неприемлемого ущерба не могут рассматриваться в качестве требований к перспективной группировке СЯС при планировании ее развития по следующим причинам.
Прозвучавший в определенный исторический период тезис, тем более из уст политиков стран – вероятных агрессоров, не может рассматриваться в качестве требований, предъявляемых к развитию СЯС Российской Федерации. Эта информация может выступать лишь в качестве рабочей гипотезы о существовании субъективных уровней неприемлемости у военно-политического руководства вероятного агрессора. Более того, очевидно, что одним – двумя боевыми блоками нанести объективно неприемлемый ущерб (имеется в виду физический) государству-агрессору невозможно. При этом может оказаться, что сдержать противника можно угрозой применения одного, двух и так далее ЯБП. То есть критериальные значения субъективно неприемлемого ущерба могут простираться от одного боевого блока вплоть до значений объективно неприемлемого ущерба. Однако какова достоверность такой оценки и каков временной интервал прогнозирования на основе таких оценок, насколько будет эффективен механизм стратегического сдерживания, опирающийся на субъективные уровни неприемлемости? Достоверных ответов на эти вопросы современная наука дать не может.
Действительно, эффект от угроз, базирующихся на использовании субъективно неприемлемого ущерба, в существенной мере зависит от психологических аспектов принятия решений ВПР страны-агрессора, что приводят к нестационарности его значений. Например, в некоторый момент времени вероятность сдерживания вероятного агрессора с опорой на ограниченный (единичный) потенциал СЯС может оказаться весьма существенной, а в следующий – уже нет. Все дело в том, как в текущий момент времени вероятный агрессор воспринимает потенциальный масштаб последствий применения ядерного оружия.
Таким образом, представленные выше аргументы позволяют констатировать, что концепция субъективных критериев неприемлемого ущерба, имея свое самостоятельное значение, в целом позволяет решать лишь ограниченный круг ситуационных подзадач (в основном – оперативное оценивание ситуации или ее краткосрочный прогноз), возникающих в процессе решения задачи стратегического сдерживания. Следовательно, при таком подходе ситуация неопределенности категории «неприемлемый ущерб» многократно возрастет, и в первую очередь из-за практически полного отсутствия в настоящее время математического аппарата, обеспечивающего учет психологических и поведенческих аспектов принятия решений вероятным агрессором при развязывании им крупномасштабного военного конфликта.
Четвертый – дискуссия с целью определения согласованной величины неприемлемого ущерба в практическом отношении бесплодна.
С данным тезисом нельзя не согласиться, если его авторы имеют в виду согласование значений критериальных параметров неприемлемого ущерба с вероятным агрессором. А если вести речь об обсуждении затронутой проблемы российскими военными экспертами, то выдвинутый тезис противоречит имеющейся практике научного обоснования решений, принимаемых в военно-политической сфере. Подобного рода дискуссии велись ранее и ведутся в настоящее время, только происходят они в формате встреч «за закрытыми дверями» по вполне понятным причинам.
В качестве критерия сдерживания было бы более целесообразно принимать примерный баланс потенциалов ответного удара. Гарантия взаимной способности ответного удара, оставаясь в центре стабильности, может впредь предполагать существенно пониженные критерии нанесения ущерба и менее жесткие требования к условиям выполнения этой задачи.
НАДО ЛИ НАМ СОКРАЩАТЬ СВОИ СЯС?
При таких формулировках возникает ощущении о подмене цели существования СЯС. Как будто вместо решения задачи по обеспечению обороноспособности страны нам предлагают в качестве цели рассматривать формирование баланса с противостоящей стороной, который в рамках концепции Global Zero может привести к полному ядерному разоружению Российской Федерации. В докладе «Модернизация ядерной стратегии США, состояние и структура сил», составленном комиссией под руководством генерала Джеймса Картрайта (до лета 2012 года – вице-председатель Комитета начальников штабов – «НВО») для неправительственной организации «Глобальный нуль» констатируется, что современные ядерные арсеналы США и России «значительно превышают то, что является необходимым, чтобы соответствовать разумным требованиям сдерживания». В связи с этим в докладе предлагается сократить ядерные арсеналы США и России до 900 стратегических боеголовок и только половину этих ЯБГ держать оперативно развернутыми, а остальные – в резерве. Эти 450 оперативно развернутые ЯБГ находились бы в состоянии готовности к запуску в пределах от 24 до 72 часов. Резервные ЯБГ могли бы быть готовы к оперативному развертыванию в «пределах недель или месяцев».
Первопричиной необходимости и развития СЯС, обладающих гарантированной возможностью нанесения неприемлемого ущерба в любых условиях обстановки, является масштаб угроз военной безопасности Российской Федерации, которые необходимо парировать. Необходимым (но не достаточным) условием для постановки вопроса о радикальном снижении ядерного потенциала России является снижение масштаба угроз Российской Федерации. По имеющимся прогнозам военно-политической обстановки в период до 2030 года она останется крайне нестабильной и конфликтной на всех стратегических направлениях. На этом фоне постановка вопросов о ядерном разоружении России не столь безобидна, как это пытаются преподнести нам западные партнеры.
Таким образом, пересмотр концепции неприемлемого ущерба возможен только при значительном снижении масштаба внешних угроз военной безопасности и наличии подтверждающих этот факт долгосрочных достоверных оценок, либо при радикальной трансформации цивилизационных основ мироустройства (хотя трудно надеяться, что все жители Земли вдруг станут гуманистами).
С учетом сказанного выше можно сделать несколько обобщений и утверждений.
Несмотря на изменившуюся военно-политическую обстановку, масштаб угроз военной безопасности России не уменьшился, а, скорее, изменил свой характер. В условиях наращивания боевых возможностей сил общего назначения НАТО во главе с США и придания им явно выраженных наступательных возможностей; дальнейшего развертывания ПРО США, роль которой в условиях ограниченных потенциалов СЯС противостоящих сторон существенно возрастает, провоцируя страну, обладающего ею, к превентивному удару; отказа США от подписания юридически обязывающего документа о ненаправленности ПРО США против России – задача сохранения достаточного потенциала СЯС РФ сохраняет свой высший государственный приоритет.
В условиях невозможности со стороны Российской Федерации обеспечить достаточно эффективное безъядерное парирование действий США в военно-технической сфере ответ на вопрос о стабильности такой геополитической ситуации можно дать словами одного из наиболее ярких умов холодной войны, нобелевского лауреата по экономике Томаса Шеллинга: «Ситуация является устойчивой, когда ни одна из сторон не может уничтожить другую, независимо от того, нанесет ли она удар первой или второй, то есть когда ни одна из них не может, используя выгоду первого удара, уничтожить способность другой стороны нанести ответный удар».
При детальном рассмотрении тезисов, направленных на формирование позиции по отказу от применения на практике категории «неприемлемый ущерб» или придания этой категории новых смысловых наполнений, даже на уровне логического анализа выявляется широкий спектр их внутренних противоречий. Поэтому основания для отказа от концепции неприемлемого ущерба являются бездоказательными, а достаточность СЯС должна определяться через объективные уровни неприемлемого ущерба, который, в свою очередь, должен сохранить свою роль «внешнего дополнения» по отношению к моделям развития СЯС.
Дискуссия по вопросам ядерного сдерживания не должна являться плодом умозрительных рассуждений военных теоретиков. Те, кто ратует за радикальное сокращение СЯС, не приводят убедительных доказательств, что безъядерный мир будет более безопасным. Предлагаемые разоруженческие инициативы не опираются на результаты математического моделирования двусторонних боевых действий ядерных сил. Необходимо признать, что любая дискуссия о будущем ядерных сил России, ведущаяся в таком тоне, придает риторике схоластический характер, превращая обсуждение вопросов о будущем ядерного оружия в особый вид литературного творчества.
